Семиотика дуализма в произведениях Бориса Акунина

Обращаясь к анализу некоторых произведений современного нам писателя-беллетриста Б. Акунина, хотелось бы отметить, что, несмотря на то, что его творчество вызывает самые резкие по положительным и отрицательным оттенкам высказывания, тем не менее, серьезного филологического и литературно-критического анализа его произведений, к сожалению, нет. Изучение критических высказываний в адрес литературных циклов романов показало, что данный вопрос требует достаточно глубокого исследования и обобщения, и это обусловлено несколькими причинами.

Б. Акунин – современный писатель, который, осознанно или нет, отражает определенный уровень потребностей читателей, с одной стороны, стремящихся к «легкому» чтению детективов и приключенческих романов. С другой стороны, любой писатель недосягаем, в определенном смысле, для своих читателей-современников, и его творчество будет вызывать все новые и новые, более глубокие и осмысленные отзывы понимания, поскольку именно писатели улавливают необходимые тенденции, витающие в обществе в данную эпоху, но не высказанные вслух. Так было, в общем-то, всегда. Мы все достаточно подробно изучали вопрос «героя нашего времени» в произведениях русских классиков 19 и 20 века, начиная с творчества романтиков и заканчивая произведениями соцреализма. И мы помним, по урокам литературы в школе и занятиям по литературоведению в вузе, что тема «героя нашего времени» чутко улавливалась лучшими писателями своей эпохи, отражалась в произведениях и потом становилась темой для бесконечного анализа и рефлексии.

Литература, хотим мы того или нет, не просто зеркало общества и истории. Это огромный пласт культуры, воздействие которого ощущается на понятийном уровне, хронология которого, в общем, не имеет особого значения. Это объясняется воздействием слова на психику человека. Распад предыдущего строя – социализма – достаточно болезненно отразился на литературе, поскольку после 80-х годов прошлого века не очень-то появлялись корифеи слова. «Герой нашего времени» (времени постперестроечного периода) остался не только не понятым, но и не «пойманным» в сети литературного описания. Соцреализм приказал долго жить, а новый постмодернизм с большой натяжкой претендует на крупное литературное направление.

Но тенденции берут своё. И ряд новых писателей, все-таки появившихся на небосклоне русской литературы, требует не только изучения, но и осмысления, в силу причины, указанной выше – они улавливают тенденции эпохи.

С этой точки зрения, очень и очень интересным нам представляется семиотика произведений Бориса Акунина. В данной статье мы не ставим цели проанализировать абсолютное большинство его произведений. Остановимся лишь на общих тенденциях дуализма и более подробно покажем их в анализе произведения «Кладбищенские истории».

Тема двоякости мира – не новая, особенно в философских учениях Востока. Акунин, будучи востоковедом, не мог не увлечься восточным миросозерцанием даосизма, объясняющим природу мира с точки зрения равновесия черного и белого начал, или Инь и Ян. Именно так называется его пьеса, в которой он с виртуозностью обыгрывает один и тот же сюжет, но с какой итоговой разницей! Данная пьеса, на наш взгляд, вряд ли может быть понята так же, как романы о Фандорине, поскольку требует очень и очень глубокой внутренней подготовки человека. С другой стороны, мы все изучали обществоведение и философию, и закон Единства и борьбы противоположностей является не чем иным, как законом Дао, по представлениям философов Востока.

Увлечение Восточной философией является очень модным в современном мире, и на второй план отходят учения о единстве Бога. Здесь имеются в виду не ортодоксальные учения, которые всегда будут иметь последователей, а веяния, к которым склоняется прослойка общества, устойчивая к теизму. Вот это влечения к дуализму просто гениально ухватил Акунин. Конечно, и в христианстве, и в мусульманстве есть рай и ад, но это не совсем то, что Дао, и даже – совсем не то. «Двойное» действие проходит у Акунина в романах «Алтын толобас» и «Внеклассное чтение», где автор показывает действие в двух эпохах, связанных своеобразно – виртуально, как модно сейчас выражаться. В некоторых романах о приключениях Эраста Фандорина также можно наблюдать «двойное» повествование об одном и том же действии, а связь между ними – совершенное преступление. Показывая разные точки зрения на одно и то же событие, Акунин выражает современную тенденцию нашего общества, когда четкие морально-этические границы стерлись, и мнение каждого человека может быть, если не правильным, то логическим, правда, с точки зрения самого человека, совершившего какой-либо поступок. Таким образом, «герой нашего времени» как бы рассеивается во множестве лиц, и объединяет его, как это ни странно, двоякость мира.

Подходя к теме семиотики дуализма, выраженной в произведении «Кладбищенские истории», необходимо остановиться на том, что тема, выбранная автором для указанного произведения, сама по себе революционна. Да, в русской литературе были, хотя и не очень много, произведения, посвященные теме смерти, например, «Смерть Ивана Ильича» Л. Толстого. Но, как правило, эта тема не поднималась в онтологической глубине данного понятия. Акунин поставил данный вопрос весьма и весьма оригинально. Не раскрывая загробных представлений о душе, как это делается в произведении другого современного нам писателя Виктора Пелевина «Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда», Акунин четко показывает дуализм жизни и смерти, не скатываясь к пессимизму по данному вопросу, но и не обнадеживая читателя по поводу продолжения существования после смерти.

Рассмотрим изменение, по терминологии семиотики, знаковой системы произведения «Кладбищенские истории».

Дальнейший анализ данного произведения призван доказать, что «Кладбищенские истории» являются семиотической системой, и это является скрытым смыслом идеи автора.

В картине мира, обрисованной в произведении «Кладбищенские истории», мы видим, в первую очередь, наличие двух авторов – Григория Чхартишвили и Бориса Акунина. Да, это один и тот же человек, и некоторые критики рассматривают это «двойное» авторство как некую попытку оригинальности. На наш взгляд, именно здесь, с первых строк «двойного авторства», и начинается все повествование, разворачивающееся далее в 6 новеллах, каждая из которых посвящена описанию какого-либо кладбища и делится на 2 части – одна часть написана Чхартишвили, другая – Акуниным. Здесь, как нам кажется, и скрыта основная идея «перетекания» сущности человека из одной ипостаси в другую – вот он человек, рожденный под таким-то именем и фамилией, и вот он перерождается – в кого? В себя самого, в свою противоположность, в другую сущность – и остается самим собой. Так выразил автор идею противоречия и единства сущности личности в мире.

Показывая историю кладбищ, пересказывать которые мы не видим смысла, автор идет дальше. При жизни человек может «перетекать» из одной личности в другую, а что происходит после того, как жизнь окончена? Прямо не отвечая на вопрос о смерти, автор «Кладбищенских историй» оставляет читателю очень и очень много возможностей для раздумий – и о смысле жизни, и о смысле смерти.

Семиотическая система, как известно, подчиняется закону синтактики, семантики и прагматики. Синтактическое правило действует в рассматриваемом нами произведении так: кладбище есть материальный посредник между миром живых и миром мертвых. Объективная закономерность выстраивается таким образом, что жизнь и смерть настолько неразрывны между собой, что понять одно без другого невозможно. Они сливаются в одно целое. И, по закону иерархического строения, взаимодействие жизни и смерти каждый раз оказывается элементом более высокого класса. Поэтому одна часть новеллы – это философия, эссе, а вторая – «эрзац-кофе», авантюрная история, абсурдная или страшная, реальная или иррациональная, но вместе они – кирпичик одной системы, одна ступень – в следующую историю.

Семантическое значение образов рассматриваемого произведения, с одной стороны, не требует большого филологического анализа. Все герои, все названия – на виду. Все понятно, можно проверить и самому. С другой стороны, семантика дуализма скрыта в структуре произведения. Всего новелл 6, в каждой две части, итого – 12. Почему? В критической литературе встречается точка зрения, что 6 кругов ада, по Данте. И у Чхартишвили-Акунина – тоже 6 новелл. Нам представляется, что параллель с Данте здесь случайна, поскольку произведение «Кладбищенские истории» не носит религиозного характера. Оно – гораздо глубже, и семантика числа 12 – возможно, 12 месяцев в году. Хотя – возможно, и нет. В данном случае, автор в начале отвечает на вопрос о количестве – описал столько, и все тут. Случайно. Но, как нам представляется, может, и неосознанно, но он выходит все на ту же символику Дао, где число 12 является основополагающим. Эту тему можно углублять очень долго, в данном случае, мы лишь попытались показать, что семантика некоторых образов скрыта, и понять и проанализировать ее – необходимость, которую нужно реализовать в более глубоких дальнейших исследованиях именно на эту тему.

Прагматическое правило в рассматриваемом произведении еще более сложно понять, чем предыдущее. С одной стороны, все мы понимаем, что смертны. Но в данный момент мы не хотим об этом думать, и произведение «Кладбищенские истории» заставляет нас, прямо или косвенно, задумываться о совсем других вещах. Следовательно, мы анализируем, следовательно, меняем свой внутренний мир. Именно в этом, как нам представляется, и заключается основное предназначение данного произведения – странного, символического, постмодернистского. А на самом деле – это новый реализм. Он помогает отойти нам от зашоренного сознания, помогает раскрыть свой внутренний мир (уйти хотя бы чуть-чуть в сторону от понятий материального благополучия и осознания духовной нищеты). И – может быть – стать лучше. Подобный семиотический анализ произведения помогает понять самоценность и равнозначность всего живого, которое впитывает в себя как живую материю, так и нет – в обыденном, не физическом понимании. Великая цепь бытия начинается с человека (поскольку мы рождаемся и начинаем открывать этот мир), но в итоге оказываемся не противочленом, и не заканчивается цепь на нас. Она бесконечна, ибо она – Дао, вечное, переходящее, великое, непостижимое и лежащее на поверхности. Именно эту великую философскую мысль, имеющую возраст не одну тысячу лет, и высказывает автор – Чхартишвили-Акунин. «Грани» жизни и смерти тонко и незаметно переходят друг в друга, сливаясь в единое целое.

И в этом – смысл бытия.

ЛИТЕРАТУРА

1. Акунин Б. Инь и Ян. – М., 2006.

2. Акунин Б. Серия «Приключения Эраста Фандорина». – М., 2005.

3. Муране С.Н. Способы лексической презентация языковой личности (на материале цикла романов Бориса Акунина «Приключения Эраста Фандорина») //“Литературный дефолт”, “Знамя”, 2005, № 10.

4. Чхартишвили Г. и Акунин Б. Кладбищенские истории. – М., 2006.