Главная  | О журнале  | Авторы  | Новости  | Конкурсы  | Научные мероприятия  | Вопросы / Ответы

Путешествие в поисках истины

К содержанию номера журнала: Вестник КАСУ №2 - 2006

Автор: Джалилова Х.М.

В определении Диониза Дюришина мировая литература есть система, включающая в себя такие литературные явления, которые контактно-генетически и типологически связаны друг с другом, образуя известное единство. Эти явления называются межлитературными общностями. Теория межлитературного процесса, предложенная словацким ученым, дает новые возможности в исследовании взаимодействий литератур. Изолированное изучение художественных произведений не может дать исчерпывающих результатов. В.М. Жирмунский в своем исследовании, посвященном сравнительному литературоведению, отметил, что «История человеческого общества фактически не знает примеров абсолютно изолированного культурного (а, следовательно, и литературного) развития, без непосредственного или более отдаленного взаимодействия и взаимного влияния между отдельными его участками... Ни одна великая национальная литература не развивалась вне живого и творческого взаимодействия с литературами других народов...» [1]. Несомненно, в формировании новой джадидской литературы в конце XIX - начале XX в. большую роль сыграли достижения мировой литературы. Именно в этот переломный период, в условиях установления новых межлитературных связей, рождается новое поколение поэтов и писателей, которые своим творчеством начали новый этап в истории узбекской литературы, именуемый литературой национального возрождения.

Узбекская литература данного периода – это, в первую очередь, органическая часть межлитературной общности Туркестана, вобравшая и синтезировавшая в себе художественные завоевания литературы огромного региона. Эта общность предопределялась историческими, культурными, религиозными, языковыми факторами. Колонизация царской Россией Туркестана создала экономические и культурные предпосылки для более тесных межлитературных отношений внутри обширного региона. А движение джадидизма и формирование новой по типу общественной политической мысли, возникшее и получившее здесь широкое распространение в конце XIX - начале XX в., имело ярко выраженную устремленность к национальному возрождению. «В процессе исторического вовлечения народов Туркестана в более обширную экономическую и культурную сферу начинается встречное движение литератур – европейских и восточных, русской и узбекской и т.д. Это встречное движение литератур народов Туркестана, с годами ускорявшееся, и приводит к образованию «особой» межлитературной общности, к качественному изменению структур восточных литератур. Это движение более сильное и целенаправленное со стороны литератур восточных – узбекской, казахской, таджикской, каракалпакской и т.д. – и вызвало к жизни в исторической перспективе просветительскую литературу, порожденную этой новой региональной и зональной межлитературной общностью» [2], – отметил литературовед Э. Каримов. Под влиянием мировой культурной атмосферы в новой узбекской литературе зарождались новые литературные жанры, типологически схожие сюжетно-композиционные построения, философско-эстетическая оценка событий социальной жизни. Особое место в ней занимали публицистические жанры – очерк, эссе и др. В начале ХХ века в узбекской литературе появились первые образцы произведений, написанных в жанре путевого очерка, которые по форме и содержанию были похожи на аналогичные произведения европейских писателей XVIII и XIX веков.

Как известно, путевой очерк даёт автору безграничные возможности для творчества. Помимо собственно познавательных, путевой очерк может ставить дополнительные – эстетические, политические, публицистические, философские и другие задачи. Материалом для путевого очерка являются, естественно, наблюдения и впечатления автора, встречи, новые страны, города, местности и т.д. Характерным для данного жанра являются описание дороги, маршрута, транспортных средств, пейзажа, архитектуры, интерьеров домов, этнографические наблюдения, портретные данные персонажей, встречающихся на пути, диалоги, исповеди. Автор путешествия описывает не только увиденное, впечатления, чувства, но и размышляет, делает выводы. Особенностью повествования путевого очерка являются неразрывность и последовательность описания.

По определению В.М. Гуминского, «Путешествие – литературный жанр, в основе которого описание путешественником (очевидцем) достоверных сведений о каких-либо, в первую очередь, незнакомых или малоизвестных странах, землях, народах в форме заметок, записок, дневников (журналов), очерков, мемуаров...» [3]. К этому жанру относятся также художественные произведения, в которых повествуется о реальных маршрутах путешествия самого писателя, но рассказ ведется не от его имени, а от лица литературного героя. Этот жанр может оставаться только литературным приемом, формой, которая позволяет автору ставить и решать широкий круг проблем и задач: философских, публицистических, социально-политических, эстетических и др.

На развитие жанра путешествий в узбекской литературе начала ХХ века большое влияние оказала вся мировая и особенно европейская литература XVIII века. Но здесь можно говорить лишь о развитии, так как жанр путешествий уже несколько веков существовал и в восточной литературе, в том числе, и в тюркояызчной. Несомненно, в жанре саёхатнома (лит. жанр, идентичный жанру путешествий в европейской литературе) написаны лучшие произведения классических восточных поэтов, таких, как Насыр Хисрав, Навои, Бобур, Мукими, Завки, Фуркат и др. Изучая эволюцию развития казахских путевых очерков, Тойбаев отметил, что «...казахские путевые очерки берут свое начало от средневековых тюркских классических произведений, и вершиной таких произведений является «Бабырнаме» Захир ад-дин Бабыра» [4]. Однако произведения, написанные в жанре путешествий в узбекской литературе начала ХХ века, существенно отличаются от классического жанра «саёхатнома» в идейно-эстетическом содержании, композиции, поэтике, стиле. Если произведения классического восточного жанра путешествий написаны, в основном, в ориентальной стихотворной форме, то в начале ХХ века они приобретают прозаическую форму, реализуемую в путевых заметках, вымышленных рассказах о путешествиях, путевых очерках, напоминающих и по форме, и по содержанию подобные произведения европейской просветительской литературы.

Несомненно, определенную роль в развитии этого жанра в тюркоязычной литературе сыграли также традиционные «Хаджнаме» дидактического характера. Среди них хаджнаме Мухаммета-Амина Гумер-углы (80-гг. 19 в.). В начале ХХ века в газетах Туркестана часто издавались путевые записки паломников, в которых, в основном, давались ценные советы для тех, кто собирался посетить святые места. Например, в Казахстане в 1913 году был издан путеводитель для паломников «Путь в Хадж». В большинстве путевых заметок рассказывались также о путешествиях, совершившихся в коммерческих целях [5]. В развитии жанра путешествий в литературе Туркестана важную роль сыграли путевые записки Миндияра Биксурина о поездке в Бухару в 1780-81, путевые очерки Чокана Уалиханова, Махмудходжи Бехбуди, Абдуллы Авлони и др. Литературовед Б. Касымов, высоко оценив просветительское и художественно-эстетическое значение «Путевых заметок» Бехбуди, отмечает, что это произведение - своего рода образец традиционного в узбекской литературе начала ХХ века жанра исторических мемуаров [6]. Естественно, произведение Бехбуди создано, в первую очередь, на традициях национальной литературы. «Путевые заметки» по описанию святых мест напоминают традиционные «Хаджнаме». Но идейно-художественная направленность путевых очерков доказывает влияние прогрессивной мировой литературы. Это отметила немецкий ученый-тюрколог Ингеборг Балдауф в своем исследовании «Бехбуди в Палестине». Балдауф пишет: «Махмудходжа Бехбуди, путешествуя в святые места, пытается передать читателям свою боль, печаль и страдания о Центральной Азии...» [7].

«Путевые заметки» Бехбуди написаны в 1914 году. В них автор описывает всё увиденное и пережитое во время путешествий в Палестину. Повествование ведётся от первого лица и начинается с описания маршрута, транспортных средств, времени и дорог. В путевых очерках описываются города и селения, архитектурные сооружения, подробно изображаются дома местного населения, встречающегося во время путешествия и их интерьеры. Автор очерка выражает своё непосредственное впечатление. Этнографические наблюдения автора не сводятся к простому описанию внешних сторон увиденного, а поддаются анализу, сравнению, размышлению. «Путевые заметки» Бехбуди свидетельствуют о том, что его волновали, в первую очередь, социальные проблемы. На страницах «Путевых заметок» также нашли свое отражение события, очевидцем которых был сам писатель. В путевых очерках особенно ярко и сильно проявляется авторская личность. Авторская позиция, размышления помогают читателю ярче представить описываемые автором картины, она также является единственной силой, движущей сюжетом. В «путешествии» Бехбуди рассказывает о представителей различных национальностей, встречающихся во время путешествий. Его огорчает то, что положение мусульман везде одинаково бедственное...

Сходное мнение можно высказать и об «Афганском путешествии» Абдуллы Авлони. Это произведение писатель закончил в 1919 году, будучи назначенным полномочным послом, в Афганистане. И у Авлони мы видим описания народов, живущих в Центральной Азии: узбеков, киргизов, туркменов, таджиков, афганцев, которые также бедны и несчастны. Описывая традиции и обычаи афганцев, Авлони пишет, что афганцы не расстаются с кинжалом и саблей. «Это свойственно и кавказцам»,– читаем в «Путевых заметках» Бехбуди, но далее автор подчеркивает, что давно настало время носить перо вместо сабли, имея в виду образование народа.

Цель Авлони в путевых очерках - возможно, более точно описать увиденное, помочь своим читателям познать мир, сравнить свою жизнь с жизнью других народов, делать соответствующие выводы. Особенно это мы можем проследить в очерках Бехбуди, которые периодически печатались в его газете «Ойна». Читая путевые очерки Бехбуди о жизни других мусульман и европейцев, народ Туркестана лучше видел свое тяжелое экономическое и духовное состояние. Эти два произведения имеют публицистическую направленность, при описании любого момента, будь это этнографические наблюдения, события, авторы обязательно выражают свое отношению к нему, делятся своими впечатлениями.

Путевой очерк Авлони содержит важную информацию об исторических событиях тех времен. В «Афганском путешествии» автор выражает своё негативное отношение к бедственному положению местного населения – мусульман и к несправедливому отношению к ним (возможно, поэтому путевой очерк не был опубликован в те годы) [8].

Значительное место путевые записки занимают в русской литературе XVIII - XIX вв. «Возросший в век науки и просвещения интерес к познанию мира во всех его проявлениях, в том числе, к познанию быта, культуры, природных условий России и других стран, к изучению географии Земли, ее растительного и животного мира, дал толчок к многочисленным путешествиям, что вызвало появление большого количества их описаний, – пишет И.М. Мальцева. – Качественно новой ступенью в истории развития изучаемого жанра явилось использование формы путевых записок для создания литературно-художественных произведений сентиментализма» [9]. В таких произведениях, как правило, внимание автора сосредоточивается, в первую очередь, на описании чувств, переживаний героя, все описывается в преломлении через восприятие путешественника. Например, «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева, «Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина. Подобного рода произведения начали появляться и в узбекской литературе в начале ХХ века. Это можно проследить в творчестве Абдурауфа Фитрата, написавшего в этом жанре два произведения: «Спор бухарского мударриса с французом в Индии о новометодных школах (Истинный результат обмена мыслями)» (1911) и «Рассказы индийского путешественника», опубликованные в 1912 году в Стамбуле. Вдохновляясь движением джадидизма, Фитрат объехал многие страны Ближнего Востока и Европы. Годы учебы в Стамбуле и педагогическая деятельность в Институте востоковедения в Москве расширили круг его интересов, деятельности, чтения и, соответственно, влияние европейской, в том числе, и русской литературы на его творчество. В жанре путешествий это влияние можно видеть в близости к философским диалогам античной и европейской литературы. «Фитрат был знаком не только с «Редкостными событиями» Ахмада Дониша, описавшего путешествие делегации эмира из Бухары в Петербург, но и с «Путешествием из Петербурга в Москву» Александра Радищева, с трудами великих ученых средневосточного Ренессанса» [10].

Повествование в «Рассказах индийского путешественника» Фитрата ведется от первого лица, что характерно для произведений, написанных в жанре путешествий: переход от третьего лица объективного рассказчика к первому лицу непосредственного очевидца создаёт эффект правдоподобия, реальности всего увиденного, а также меру необходимой близости героя к читателю. Глазами представителя другого мира, более цивилизованного и просвещенного, автор изображает родную Бухару.

Именно под этим образом иностранца и скрывается сам автор. Этот прием был очень распространен во французской литературе эпохи Просвещения. Вспомним произведения Ш. Монтескье «Персидские письма». Исследователь творчества Монтескье Семенова С.Г. пишет: «Прием отстранения проводится в философском романе через особый тип героя, будь то экзотический иностранец у Монтескье или «естественный» человек у Вольтера и Руссо. Такой характер был вызван необходимостью дать мотивировку его необычного взгляда на вещи. Под предлогом «наивного» невежества героя разрушался гипноз привычного, осуществлялась профанация всего освященного косностью и официальной догмой обычая. Однако особая «внешность» героя скрывала за собой философа, носителя авторских просветительских идей» [11].

Именно философа, носителя авторских просветительских идей, скрывают за собой и герои Фитрата индус в «Рассказе индийского путешественника» и француз в «Споре». Фитрат не случайно выбирает сравнительную тему в своих нравоописательных произведениях. Глазами представителя другого «мира», более цивилизованного и просвещенного, он сатирически изображает свою родную Бухару. «Сравнительная тема в нравоописании намечена еще в античной литературе («Государство» Платона, «Птица» Аристофана и др.) – отмечает исследователь Л.В. Чернец – но предметом углубленных размышлений она становится в эпоху Возрождения и в дальнейшем Просвещения... Своеобразный сплав сатиры и утопии – с преобладанием сатиры – дает просветительская проза XVIII века. В таких произведения, как «Персидские письма» Ш. Монтескье, «Простодушный» Вольтера, во многих главах «Путешествий Гулливера» Дж. Свифта поэтика нравоописательного контраста достигает высочайшего мастерства и виртуозности. Эти произведения тяготеют к гиперболе странного, прежде всего, в связи с сатирической стороной своего содержания. И яркость данного стилевого принципа усиливается введением персонажа – представителя другого «мира» («персы» у Монтескье, «гурон» у Вольтера, Гулливер у Свифта)» [12].

С прискорбием пишет Фитрат о положении науки в Бухаре в начале ХХ века, где когда-то она процветала и дала миру знаменитых ученых – Авиценну, Фараби, Ал-Бухари и др. Вспоминая былую славу родной Бухары с печалью и болью в душе, Фитрат указывает на плачевное состояние науки и образования: «Вот она, священная Бухара, воспитавшая 400 тысяч ученых и разославшая их по миру. Раньше она была владычицей таких могучих научных сил... Теперь – увы!!! К великому огорчению, надо признать, что это небо светил образованности, этот рай мира человечества, этот благоустроенный дом наук мира, эта аудитория познания для всего света при наличии всех путей для прогресса стала страной, окруженной горами глупости и закованной в цепи презрения!.. Наши отцы прекрасно понимали смысл великого изречения: «Разве равны между собою знающие и незнающие?» – и, вполне оценив степень важности изучения наук, устроили двести медресе, в каждом из которых - от 10 до 150 комнат. Приняв во внимание ежедневные расходы учителей и учеников, они назначили им ежегодный вакуф (доход) более чем в 4 миллиона тенге; они не ограничились этим, и для необходимого студентам чтения учредили 11 библиотек, собрав в них все существовавшие в то время книги. Нет никакого сомнения, что всё это наши предки делали для нас. А мы?.. Мы, дорогие их дети, при наличии всех этих полезных учреждений, несчастны, необразованны, дики и бедны!..» [13].

В рассказе Абдулхамида Чулпона «Доктор Мухаммадиёр» также повествуется о путешествиях отца и сына в разное время. Отец Мухаммадиёра Хаджа Ахмад совершает паломничество в Мекку, а сын Мухаммадиёр по наставлению отца отправляется в дорогу в поисках знаний. В рассказе автор через образ путешествующего Мухаммадиёра разделяет свои мысли и боль о судьбе своего народа. Мухаммадиёр – представитель нового поколения, о котором мечтал сам автор.

Одной из главных тем в творчестве джадидов была тема образования, так как воспитание и просвещение молодого поколения являлось одной из главных задач джадидов. Для осуществления своей цели они открывают новометодные школы, составляют учебники, издают книги. Идея создания новой школы (усули джадид) не покидала их, хотя они прекрасно понимали, какая тяжелая и продолжительная борьба предстоит: представители духовенства всячески препятствовали открытию новых школ. Многим родителям муллы запрещали посылать сыновей в эту школу. Ишаны поносили ее при каждом удобном случае, осуждали с точки зрения шариата и запугивали людей тем, что их сыновья станут неверными, безбожниками. Местная администрация официально не препятствовала открытию новометодных школ, но взяла под строжайший надзор программу и процесс обучения. В отношении религиозной части власти были лояльны, их беспокойство вызывали светские науки, которые в этих школах, хоть и поверхностно, но изучалась. Давались только первоначальные сведения из арифметики, географии, естествознания. И в путевых очерках Бехбуди, Авлони, и в рассказах Фитрата, Чулпона бедственное положение мусульман непосредственно связано с неграмотностью местного населения, и поэтому герои произведений («Мухаммадиёр» у Чулпона) открывают новую школу, («просвещенный француз» у Фитрата) доказывают о преимуществах школы «усули джадид». Бехбуди пишет, что цель его поездки - приобрести книги для библиотеки и, естественно, для школ, созданных им. Они уверены, что это один из главных путей, который может вывести страну из нищеты и экономической зависимости.

Делая выводы, можно сказать, что литературный жанр путешествий в творчестве джадидов имеет, в первую очередь, духовно-просветительскую функцию. Их герои путешествовали в поисках знаний, в поисках истины...

Сопоставительный анализ узбекской и европейской литературы путешествий дает возможность выявить типологию данного жанра. Типологически общие черты, имеющиеся не только между тюркоязычными литературами (традиционная межлитературная общность), но и между тюркоязычной и европейской литературами, еще раз доказывают о существовании также особой межлитературной общности.

ЛИТЕРАТУРА

1. Жирмунский В.М. Избранные труды. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. - Л., 1979, с. 20.

2. Каримов Э. // Особые межлитературные общности-5. – Ташкент: Фан, 1993, с. 56.

3. Гуминский В.М. // Литературный энциклопедический словарь. Под ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. - М.: Советская энциклопедия, 1987, с. 34.

4. Тойбаев Э.М. Эволюция развития казахских путевых очерков. // Массовая коммуникация Казахстана в ХХI веке: реалии и прогнозы развития. http://www.conf.freenet.kz/

5. Об этом смотрите в книге Балдауф, Ингеборг. «ХХ аср узбек адабиетига чизгилар». – Ташкент: Маънавият, 2001, с. 29.

6. Косимов Б. // Бехбудий. Танланган асарлар. – Ташкент: Маънавият, 1997.

7. Балдауф, Ингеборг. ХХ аср узбек адабиетига чизгилар. – Ташкент: Маънавият, 2001, с. 29.

8. Об этом смотрите в книге «А. Авлоний. Танланган асарлар» 2-ж. // предисловие Б. Касымова. – Ташкент: Маънавият, 1998.

9. Мальцева И.М. // Язык русских писателей ХVIII века. - Л., Наука, 1981, с. 130.

10. Каримов Э. // Особые межлитературные общности – 5. – Ташкент: Фан, 1993, с. 59.

11. Об этом смотрите в книге Чернец Л.В. «Литературные жанры». - М.: Наука, 1982, с. 128.

12. Там же.

13. Фитрат А. Рассказы индийского путешественника // Звезда Востока, 1990. № 7, с. 134



К содержанию номера журнала: Вестник КАСУ №2 - 2006


 © 2024 - Вестник КАСУ