Понятие межкультурной коммуникации в контексте цивилизации и культуры

Говоря о межкультурной коммуникации, подразумевают, что речь идет о связях, которые призваны улучшить ситуацию в обществе. Актуальность рассмотрения понятия межкультурной коммуникации состоит в получении возможности осознанного выбора предпочтительной модели ее реализации. Особыми моделями межкультурной коммуникации можно считать модель цивилизационную и модель, отвечающую специфике культуры как процесса. Различие этих моделей выражается различием таких понятий, как цивилизация и культура. Понимание культуры как процесса сосредоточено в воспроизведении образа и логики творческой, созидательной, социально-значимой деятельности. В противоположность этому, понимание цивилизации как процесса выражается в образе и логике тиражирования, потребления, использования того, что создано в культуре как процессе. Учитывая, что тиражируются, потребляются и используются уже созданные в культуре ее предметы, т.е. ее результаты, - можно отметить, что сфера цивилизационного процесса – это сфера проявления культуры как результата, но в тиражированном виде. Ее воспроизводство есть тираж уже созданного, но не само созидание нового.

Способы осуществления межкультурной коммуникации принадлежат сфере цивилизационного процесса в той мере, в какой она осуществляется как обмен возможностями каждой из сторон, входящих в коммуникацию. Обмен возможностями означает обмен тем, что уже создано, сформировалось и является готовым для обмена. Отсюда следует, что межкультурная коммуникация является вне-культурным явлением, то есть явлением, в строгом смысле, – цивилизационным. Видимо, именно это надо усматривать в ее названии: «меж-культурная» коммуникация. «Меж-культурная» - значит, «между культурами». «Между» - значит, ни в одной из тех, кто «сообщается». Если остановиться на таком понимании, то проблемы межкультурной коммуникации надо осмысливать всецело в контексте особенностей цивилизационных взаимодействий. Это будет означать, что будет «работать» только одна модель межкультурной коммуникации - цивилизационная. Возможность осуществления другого образа осуществления коммуникативных связей подтверждается тем, что терминологические стандарты далеко не всегда обозначают соответствующее им содержание того, что обозначают. То есть термины и понятия, в которых запечатлевается то или иное содержание, не совпадают. В нашем случае, это означает, что термин «межкультурная коммуникация» указывает на цивилизационный контекст его возможного функционирования. Понятийный же уровень рассмотрения проблем культурного развития человечества ориентирует на выявление деятельностных оснований культуры как процесса. Этот подход существенно меняет картину причин и следствий, не только в описаниях особенностей культуры того или иного народа, но и в оценках, касающихся различия культур народов, их близости, перспектив развития, а также перспектив их связи.

В контексте анализа феномена межкультурной коммуникации существенным является и рассмотрение специфики коммуникативного. «Communicate» в переводе с английского означает «передавать», «сообщать», а «communicative» означает «общительный». Сфера коммуникативного, таким образом, подразумевает осуществление информационных и иных контактов между людьми, странами и иными субъектами коммуникации. Характер контактов – существенный параметр, определяющий содержание и смысл межкультурной коммуникации. Он зависит от типа отношений, складывающихся между субъектами коммуникации. К типам отношений можно отнести, во-первых, собственно контакты и, во-вторых, общение. Контакты предполагают отношения, построенные на способах взаимодействий, а общение – на способах связей. Отличие взаимодействий и связей состоит в том, что взаимодействия характеризуют внешние отношения, а связи предполагают наличие взаимопереходов состоящих в связях сторон, явлений и достижение определенной степени их единства. Суммы взаимодействий не дают того, что является единством. Именно поэтому характер отношений, построенных на контактах, то есть построенных на основе взаимодействий, сколь бы многочисленными они ни были бы, не становится тожественным характеру общения. Коммуникации могут быть осуществленными либо на основе взаимодействий, либо на основе связей, то есть на основе содержательной, совместной деятельности. В первом случае, они будут представлять собой контакты, то есть внешнюю форму отношений. Во втором случае, они будут выражать общение, то есть содержательные связи людей, способные существенно и позитивно изменить не только их социальный статус, но имеющуюся у них принципиальную ориентацию в мире.

Реализация коммуникативных моделей находится в прямой зависимости от условий осуществления, а также от понимания сути самой коммуникации. Понимание служит выражением осознанного выбора путей и способов осуществления коммуникаций, либо как особых вариантов взаимодействий, либо как различных форм содержательных связей – общения.

Понятие «межкультурной коммуникации» с самого начала выводит в сферу построения отношений по модели взаимодействий. Межкультурная коммуникация предполагает обмен уже готовыми содержаниями, облеченными в форму, в которой учтены требования возможности передачи этого содержания. Процесс порождения нового содержания с его непредсказуемостью, иногда творческой «болезненностью» не может стать предметом передачи иначе как в форме описания того, что могло бы быть или иметь место. Творческий процесс как процесс собственно культурный не может стать предметом передачи или предметом какого-либо другого взаимодействия. Творчество предполагает глубокую связь, единомыслие, единство людей, которые его осуществляют. Внешнее включение в сферу творчества не может означать реального вхождения в процесс творчества. Поэтому процесс межкультурной коммуникации представляется процессом внешнего оперирования предметами культуры, в числе которых могут оказаться и выработанные методы и методики эти предметы создавать. Оперирование предметами культуры в процессе межкультурной коммуникации осуществляется и на информационном уровне. Информация – это не просто знание, которое можно рассматривать как феномен культуры. Информация – это «готовое» знание, то есть знание, получившее форму, удобную для передачи. Английское выражение «in form» вполне выражает статус информации как формы готового знания. Информационные процессы имеют статус цивилизационных. К культуре они имеют отношение лишь в том плане, что всякое творческое деяние человека осуществляется в том или ином цивилизационном контексте. Всякая попытка обратиться к исследованию процесса творчества предполагает рассмотрение уже осуществленных творческих актов и их результатов. Форма результата – это форма завершенная. В сфере знания она адекватно воспроизводится в виде информации. Это означает, что обращение к информации о творчестве, о способах его осуществления ни в коей мере не воспроизводит логику самого творческого процесса и, тем самым, не выводит за пределы цивилизационных характеристик содержание тех коммуникационных процессов, которые призваны символизировать межкультурные взаимодействия. Это в полной мере касается любого содержания взаимодействий, рассматриваемых в качестве содержания межкультурной коммуникации.

Субъектами межкультурной коммуникации выступают представители или представительства различных человеческих сообществ. Ими могут оказаться как сами люди, так и социальные институты, сформировавшиеся в процессе развития культуры того или иного народа. Принадлежность субъекта коммуникации той или иной культуре определяет специфические черты межкультурных взаимодействий. Содержанием взаимодействий являются, прежде всего, процессы, характеризующие либо ту или иную деятельность, либо сферу потребления, либо сферу обмена, либо сферу распределения, либо отношения собственности, либо все это, взятое в единстве и выраженное событиями или фактами социальной жизни, в контексте которых и совершается коммуникация. Речь, таким образом, идет об экономической сфере. Она является базовой не только по отношению к взаимодействиям внутри данного человеческого сообщества, но и по отношению к «внешним» взаимодействиям, то есть по отношению к сфере межкультурной коммуникации. В том и другом случае, «внутри»- и «меж»- культурные взаимодействия имеют цивилизационный характер. Поэтому они качественно едины. По отношению к этому качественному единству, собственно культурные процессы выступают как нечто «иное». Отсюда возникает проблема их соотношения, решение которой предполагает установление причастности и цивилизационного, и собственно культурного процессов одному и тому же историческому бытию. Установление причастности социальных фактов, событий, процессов одной и той же исторической реальности необходимо для подтверждения собственной идентичности каждой из сторон социальных взаимодействий. В то же время, «самоидентичность» каждой из сторон межкультурных взаимодействий является условием определения их позиций в рамках осуществляемых коммуникаций. Особенно актуально выделение такой зависимости в условиях, когда происходит экономическая интеграция в мире и параллельная ей дифференциация социальной представленности культурных различий. Надо подчеркнуть, что отмечаемый рядом авторов рост значения «культурного измерения» в условиях мировых экономических событий, строго говоря, указывает опять-таки на цивилизационные параметры уже прошедших культурных процессов, принявших предметно-вещную форму. Именно в этом виде они оказываются способными участвовать в экономических событиях.(См., например: Moosmuller A. Interkulturelle Kommunikation und global Wirtschaft: zu den Risiken und Chancen von kultureller Differenz // Schweizerisches Archiv fur Volksunde. – Zurich, 1998. - № 2. – S. 189-207).

Неучет трансформации явлений культуры в цивилизационные феномены приводит к вопросу о том, как могут быть концептуализированы отношения между экономикой и культурой в целом и в контексте глобализации в особенности. (См.: Глобализация: контуры ХХ1 века. Реферативный сборник. Часть 1. - М.: РАН ИНИОН, 2002, с. 193). При этом выделяют следующие модели таких отношений:

- «досовременная модель», при которой культура и экономика рассматриваются как то, что пребывает в единстве;

- «модернистская модель», в которой усматривается доминирование экономики над культурой;

- «постмодернистская модель», в которой обосновывается доминирование культуры над экономикой;

- «глобальная модель», в которой усматривается самостоятельность и равноправное положение экономики и культуры как особых систем и их взаимное влияние друг на друга (См.: Глобализация…, с. 194).

Правомерность поляризации в том или ином виде экономики и культуры, вызывающая необходимость выяснения их соотношения, не подтверждается логикой социального процесса. Речь идет о том, что экономическая реальность, выступая центральным содержанием цивилизационного процесса, в то же время, не носит самостоятельного характера, независимого от материальной основы жизни общества. Нетождественность материального и экономического характеризует отличие культуры и цивилизации. В то же время, установление их нетождественности не означает возможности утверждать их самостоятельность и лишь внешнюю зависимость. Напротив, при рассмотрении реальных социальных процессов невозможна конкретизация каждой из них без выявления ее связи с другой. В случае преобладания экономического в социальном процессе, можно делать вывод о деформации социальных состояний в сторону их «овнешнения», приводящего к отрыву от основополагающего социального содержания и смысла. В число таких вариантов «овнешнения» можно зачислить оценку западного общества как общества потребления. Деформация здесь усматривается в обосновании тезиса о том, что человек (и также общество) живет для того, чтобы потреблять. То есть целевые установки человеческого существования не фокусируются на творчестве, созидании, духовном развитии. Напротив, творчество, созидание, развитие человеческого интеллекта рассматривается в качестве очередного инструмента, использование которого расширяет горизонты потребления. Дилемма «жить, чтобы потреблять или потреблять, чтобы жить» решается в пользу тезиса – «жить, чтобы потреблять». Абсурдность и выражение тупика для развития разума, нравственности, духа в такой позиции человека, заключенной в данном тезисе, очевидны. Существующие классификации культуры и соответствующее им установление соотношений с экономикой, политикой, правом и т.д. не являются удовлетворительными, прежде всего, потому, что они все построены на одном и том же принципе: они характеризуют культуру с точки зрения ее различных проявлений, но не по существу. «Атрибутивный» подход приводит к тому, что имеющиеся классификации в понимании культуры не воплощают главного в данном контексте исследовательского вопроса – вопроса о том, что есть культура? Как правило, происходит подмена этого вопроса другим: какова она? В этом случае, ответ вынуждает прибегать исключительно к описанию того или иного проявления культуры, но объяснить, понять его суть при этом оказывается невозможным. Описание может концентрироваться в различных образах, не прибавляя при этом возможности познания и понимания. На этом основании возникает ситуация, при которой становится допустимым так называемый сравнительный анализ «различных культур». Известным следствием сравнительного анализа является вывод либо о «близости культур», либо об их альтернативности. Надо подчеркнуть, что этот вывод не является чем-то конечным. Он имеет далее вполне определенную реализацию, то есть следствия, которые подпитывают политические, религиозные и другие позиции во взаимоотношениях стран и народов. Попытка конкретизировать или корректировать форму или содержание этой «подпитки» на основании атрибутивного подхода к культуре, практически неосуществима, так как атрибутивный подход обеспечивает ориентацию лишь на внешние характеристики того, что мыслят под понятием и феноменом «культура». Это означает, что конкретизация политических, религиозных, научных и иных связей людей разных стран и континентов может осуществляться по моделям цивилизационных взаимодействий. Характер внешних ориентаций в «межкультурных» отношениях находятся в зависимости от той или иной политической, идеологической конъюнктуры. При этом, провозглашение тех или иных тенденций в развитии культуры (и, в этом плане, тех или иных вариантов межкультурных коммуникаций) вовсе не будет означать, что культурное развитие действительно имеет в данный момент именно провозглашаемую направленность, что силы, питающие жизнь народов и отдельных людей действительно самоосуществляются в этом направлении. Обнаружение расхождения провозглашаемых тенденций в развитии культуры с процессами, которые действительно происходят в обществе, заставляет более внимательно отнестись к вопросу о подлинной или мнимой реализации сущности культуры и связанной с ней проблемой развития культурных связей. Это тем более важно еще и потому, что в противном случае на месте реализуемого культурного процесса в обществе окажется воплощение идеологических программ, клише, установок, которые призваны, в известной степени, программировать политические шаги и события, религиозный выбор, принимаемые научные программы.

Оценка тех или иных провозглашенных или провозглашаемых тенденций развития культуры, ее определений не должна замыкаться в рамках традиционных (и вновь создающихся) описаний культурного процесса. Описания культуры, сколь бы развернутыми они не являлись, ни в коей мере не приближают к возможности адекватной оценки происходящего социального процесса как явления, в котором преобладают либо собственно культурные, либо цивилизационные характеристики. Описание не может служить критерием оценки. Описательный подход к пониманию культуры ведет к произволу различного рода. Выше мы отмечали, что существуют неограниченные возможности политических, идеологических и других подмен, которые могут выступить под видом, якобы, культурного процесса. Именно на этих подменах с легкостью строятся многочисленные спекуляции в любые исторические времена по мере их востребованности в социальной жизни заинтересованными сторонами. Они выдаются за процесс развития культуры. Сама по себе такая подмена уже свидетельствует о реальном отсутствии в провозглашаемой тенденции культурного содержания как такового. Налицо «овещнение» человеческого творческого потенциала, которое на уровне социального процесса приобретает форму политической борьбы, демократических и прочих манипуляций, идеологических разногласий или консенсуса и т.п. Овещнение человеческого творческого потенциала, если оно становится содержанием социального процесса, приводит к одной генеральной тенденции – к угасанию и гибели культуры. Проблема сохранения человеческого творческого потенциала является глобальной, и ее решение связано, прежде всего, с противостоянием процессу «овещнения» человеческих связей. Сфера межкультурной коммуникации должна существовать с учетом этого положения. В противном случае, она будет реально выступать негативной альтернативой феномену культуры. Такой учет означает, что связи должны строиться по модели целостной, а не разделенной, деятельности. Это значит, что связи должны выражать такую совместную деятельность, при которой находящиеся в связях люди совместно вырабатывают цель, осуществляют выбор средств, осуществляют то, что выражено в цели совместно, и затем оказываются в равной мере хозяевами результата. Такая структура целостной деятельности служит основой и способом формирования единства интересов людей ее осуществляющих. Процесс такой деятельности, если он носит творчески-созидательный характер, может рассматриваться как процесс развития культуры. Здесь подразумевается не взгляд на культуру извне, где она обозревается как некая целостность. Здесь культура предстает реальным процессом, осуществляемым реальными людьми в их реальных связях.

Созревание и проявление человеческих сущностных сил всегда облечено в форму творческого деяния. Оно возможно в той мере, в какой произошло становление человека как субъекта, то есть начала, инициирующего и осуществляющего социально-значимую деятельность. Это важнейшие моменты сущностного определения культуры. В целом же, ее можно определить как проявляемое, актуальное единство субъектного бытия человека. В противоположность единству субъектного бытия человека описания содержания и форм различных проявлений культуры не являются выражением сущности культуры. Поэтому построенные на них программы культурного развития и сотрудничества не являются воплощениями логики развития культуры. Они являются «эрзацными» моделями, не имеющими ничего общего с процессом реального культурного развития. Это надо иметь в виду, когда создают программы межкультурных коммуникаций. Модели проявлений культуры, функционирующие в процессе межкультурных коммуникаций, представляют собой те или иные варианты идеологических образцов. Их присутствие в роли культурных образцов и повсеместная употребимость лишь отдаляют перспективу адекватного культурного анализа. Причины этого кроются в том, что любые идеологические образцы тесно связаны с политическими интересами, их особенности диктуются ситуативными характеристиками общественных отношений, господствуют над программами субъектного развития человека, порой полностью снимая с повестки этот вопрос. В этом плане, оценка состояния и направленности развития общества адекватной является тогда, когда она фиксирует наличие расчленения между собственно культурным процессом и тем, что составляет его иное (цивилизационное). Обязательным является и включение в рассмотрение анализа механизмов «овещнения» человеческих сущностных сил и социально-необходимых преобразований для их нейтрализации и восстановления «поля культурного роста». Осуществление социально-необходимых преобразований является серьезной практической проблемой, для решения которой недостаточно иметь теоретически укорененные позиции, связанные с пониманием сущности культуры. Логика социального развития современного общества включает в себя присутствие отчуждения, которое конкретизирует наши представления о наличии различных интересов в обществе, зачастую несогласующихся между собой. Формирование субъектности человека в этих условиях корректируется, а то и вовсе нивелируется, превращением смысла человеческого деяния в некую манипуляцию тем или иным «вещным» содержанием. В этом случае, вопрос о культуре полностью снимается. Даже в случае, если индивид осуществляет манипуляции с опредмеченным культурным содержанием, он оказывается за пределами культуры как процесса. Именно такое положение дел присуще феномену межкультурной коммуникации, и оно обнаруживается при ближайшем рассмотрении. Это объясняется тем, что в процессе манипуляции индивид не в состоянии распредметить культурное содержание того, чем он манипулирует. Именно поэтому имеет место «выпадение» из поля культурного смысла, что, в свою очередь, делает для индивида самой существенной проблему самоопределения. Анализ ориентиров современного социально-политического процесса позволяет выявить основные направления формирования глобально значимых целей, в контексте которых актуализируется проблема межкультурной коммуникации.

Среди актуальных вопросов жизни современного человечества проблема сохранения мира является одной из самых острых. Программы сохранения мира, разрабатываемые мировым сообществом, как правило, строятся на осознании необходимости разработки мер, способных предотвратить как региональные, так и мировые войны. Приоритетность указываемых мер, в свою очередь, должна иметь достаточную обоснованность и смысловую укорененность в имеющейся форме организации жизни сообщества людей. Попытка рассмотреть возможные варианты программ и способы их реализации каждый раз будет приводить к необходимости обращения к некоторым основаниям, в которых можно будет найти то, что связывает любые программы между собой, а также элементы каждой из программ. Такая связь будет в то же время позволять проводить процедуру сравнения, обусловит выбор лучшей в том или ином отношении программы. Она позволит также определить сами возможные отношения, по параметрам которых можно будет что-либо утверждать о значимости, востребованности, обоснованности программ сохранения мира или, напротив, об их непригодности для определенных условий. Для примера, можно указать широко обсуждаемый статус такого параметра сохранения мира, как наличие ядерного оружия. Появление этого параметра не является случайным. В противоположность этому параметру, параметр отсутствия ядерного оружия у той или иной страны также имеет статус важного условия для сохранения мира для этой страны или региона, где она находится. Также для примера можно указать и другие, встречающиеся в озвучиваемых программах сохранения мира, меры. В их числе находятся: развитие экономического и политического сотрудничества, реализация принципа толерантности в отношениях между странами и государствами, межкультурная коммуникация и др.

Перечисление возможного числа мер можно продолжить. Однако это не раскроет того, почему в называемых программных мерах сохранения мира появляется тот или иной тезис. Так, принцип толерантности, объявленный на Всемирном Философском Конгрессе в Москве в качестве темы-ориентира на 1994 год, сегодня, в 2006 году, становится основным принципом в политических установках мирового сообщества. Существенным является вопрос о том, почему толерантность сегодня понимается как один из основополагающих принципов сохранения мира. В связи с этим, также важным является вопрос о том, насколько сама толерантность способна погасить или не допустить имеющиеся или возможные конфликты, ведущие к войне. Выяснение истоков этого принципа организации деятельности мирового сообщества может быть условием определения того, насколько он (принцип толерантности) является «работающим» принципом, а не лишь красивой декларацией или желаемым положением. Если признать, что конфликты возникают из-за несоответствия интересов сторон, то принцип толерантности должен означать, что каждая из сторон должна принять позицию другой стороны, даже вопреки несоответствию ее собственным интересам. Что это должно означать на практике? Либо каждая из сторон откажется от своих интересов, либо противостояние интересов рано или поздно приведет к конфликту. При этом, если толерантность (терпимость) проявит свои границы, то она выступит не как «работающий» в полной мере принцип, ликвидирующий или не допускающий конфликты, а выступить как форма внешней мотивации, значимой для некоей сторонней точки обозревания действий участников процесса.

Границы толерантности будут определены мерой значимости интересов сторон для них самих, тем, насколько они готовы поступиться этими интересами, ради прекращения или не допущения конфликта. Рассмотрение статуса принципа толерантности, в сравнении со статусом интересов в определении перспектив погашения или разворачивания конфликта, показывает, что толерантность – это мотивация, предлагаемая мировым сообществом, конфликтующим сторонам. Она не служит основанием принятия решения. Она выступает в качестве «объяснительного принципа», присутствующего либо до принятия решения, либо – после. Это своего рода «мета-довод». Его использование призвано символизировать, фетишизировать и т.п. позицию наблюдающей стороны в качестве указателя верного направления мировой и региональной политики. Символизация и фетишизация позиции служит для манифестации принадлежности или непринадлежности тех или иных мировых сил к определенной группе, признавшей данный символ, «фишку» чем-то важным, знаковым, действенным, трафаретным, модельным, по которому они будут узнаваемы на «поле» мирового процесса. Стандарт узнаваемости имеет особую значимость, но он не может быть охарактеризован как то, что составляет реальное основание возможных позитивных изменений в жизни человеческого сообщества. Провозглашение принципа толерантности само по себе не может существенно изменять ситуацию в мировом сообществе. Аналогично: принцип межкультурной коммуникации также не может рассматриваться как то, что существенно изменяет имеющиеся силы мирового процесса и их интересы. Межкультурная коммуникация может выступить элементом информационного взаимодействия сторон, но она не может выступить основанием изменения их ведущих интересов. Это значит, что межкультурная коммуникация так же, как и толерантность, не является по своему статусу чем-то определяющим в жизни современного общества. В то же время, они находятся в ряду принятых стандартов, характеризующих черты современного мирового процесса. В этом контексте возникает проблема оценки и проблема необходимости учета функционирования этих стандартов. Активное обращение к ним со стороны политологов, политиков, общественных деятелей свидетельствует о не просто о моде на них, но указывает на то, что пользование ими комфортно в том смысле, что снимает необходимость серьезно углубляться в тот или иной вопрос существования мирового сообщества. Фактический отказ от необходимости углубления в назревшую проблему сопровождается созданием видимости наличия интереса к ней и видимости учета ее содержания в решении назревших мировых социальных проблем.