Деформация коммуникативного мира личности

Проблема деформации личности в современной психологической науке является актуальной, но недостаточно изученной. Кроме того, изучение особенностей деформаций, имеющих коммуникативную природу, значительно сужает ракурс ее рассмотрения. Анализ соответствующей литературы, посвященной данной проблеме, позволил сделать вывод о том, что на сегодняшний день в психологии нет четких критериев, механизмов, классификаций, описывающих феномен деформации личности. Мы считаем возможным расширить диапазон рассмотрения проблемы деформации личности, определив их коммуникативную природу.

При анализе проблемы деформации коммуникативного мира личности необходимо разобраться с сущностью понятия деформации личности.

Деформация личности, по мнению Т.А. Желагиной, является «… многоуровневой системой адаптации к условиям социума и способам активного преобразования своей жизнедеятельности в соответствии с личным опытом» [Желагина Т.А., 2004, с. 8]. Таким образом, деформации имеют разнонаправленные свойства и являются тем механизмом, который меняет поведение субъекта и его личность. В коммуникативном плане данная тенденция может представляться как нарушение способов взаимодействия с окружающим миром, ригидизации поведения, выработке определенных стереотипов и сужению внешнего коммуникативного пространства. Все это может происходить вследствие негативного воздействия приобретенного социально-психологического опыта. Ряд авторов (Н.М. Шакирова, С.П. Безносов, В.П. Подвойский) показывают, что процесс деформации сопровождается искажением разных структур личности, где под влиянием специфических условий снижается результативность деятельности и социально-психологическая адаптивность. На наш взгляд, в контексте вышесказанного органичным является определение В.П. Подвойского, который считает, что деформация – это интенция на изменение (утрату, рассогласование) взаимодействия между людьми в условиях однородной коммуникативной среды [Подвойский В.П., 1998].

Приведенные понятия, определяющие проблему деформации личности, демонстрируют попытки выявить коммуникативную природу феномена деформации личности. Мы считаем, что наиболее перспективным направлением в исследовании особенностей деформации личности является коммуникативный подход. В рамках данного подхода деформация личности может выступать как результат неэффективного, разрушающего коммуникативного взаимодействия субъекта с внешним коммуникативным пространством. Здесь возникает определенная согласованность с принципами и традициями деятельностного подхода, где результативность взаимодействия с окружающим миром детерминируется его успешностью и эффективностью. Однако Н.В. Казариновой отмечено, что та самая успешность и эффективность «… начинают стремительно утрачивать свою смысловую определенность» [цит. по 12, с. 122], особенно когда ценностно-смысловые, мотивационные ориентиры включенных во взаимодействие людей изначально не совпадают. Таким образом, роль коммуникативных факторов в процессе деформации личности становится очевидной.

При теоретическом анализе проблемы деформации личности нам открылся коммуникативный аспект процесса деформации, определяемого воздействием как внешних условий, так и внутреннего коммуникативного пространства. Важно отметить, что коммуникативный подход к проблеме деформации личности дает возможность изучения личности с позиций взаимодействия субъекта с внешним миром, окружающими людьми и даже самим собой. Тем самым, акцентируется внимание на изучении так называемых видов деформаций, имеющих патологический коммуникативный аспект.

Парадоксы патологической коммуникации, описанные Г. Бейтсоном в концепции «double bind», детерминируются внутренней и внешней активностью личности и понимаются как структура личностных проблем, трансконтекстуальных синдромов, психопатологической симптоматики (Бейтсон Г., 1969). Из этого следует, что в условиях деформации коммуникативного мира личности проявляются противоречия между личностью и социальной средой, личностью и внешним коммуникативным пространством, обусловленные особенностями формирования специфических коммуникативных состояний, что является показателем закрытости психологической системы человека. Г. Бейтсон показал, что при химической зависимости человек, конструируя свой опыт и взаимодействие с миром, искаженно воспринимает человеческое и физическое окружение, что сказывается на интенсивности и активности процессов его коммуникации во взаимодействии с этим окружением.

Патология коммуникации ярко проявляется при аутизме, психологической основой которого является искажение предметного мира аутиста, превращающегося в искаженную реальность. Аутизм является системным нарушением, релевантным всей психологической системе в целом, ограничивающим суверенность личности [10]. А.В. Клочко показано, что «… процесс «нормального», «здорового» развития человека, осуществляющегося через усложнения его системной организации, идет по пути суверенизации его личности (совпадает с ним). Суверенность обеспечивает человеку возможность самостоятельного выхода к культуре и «вычерпывания из нее основания для сохранения и развития своего многомерного мира», через порождение новых качеств, мерностей, которые детерминируют дальнейшее развитие человека» [10, с. 10]. Таким образом, при искажении процесса развития человека как системы, характеризующейся открытостью, суверенизация становится затруднительной или совсем невозможной. «Искаженный предметный мир аутиста превращается в искаженную реальность, которая и является, на наш взгляд, основным истоком всех проблем при аутизме, в том числе и «ограниченной суверенности» (несуверенности)» [10, с. 10].

Закрытые системы через определенное время начинают разрушать сами себя изнутри, они неизбежно обречены на психопатологию, деформацию и распад. А.В. Клочко широко рассмотрены показатели открытости-закрытости психологической системы. Ею показано, что открытая личность характеризуется суверенностью и способностью строить и созидать себя. «… Суверенная личность характеризует не только здорового, активного, полно функционирующего, независимого, самоактуализирующегося человека, но еще и созидающего свой мир и самого себя» [10, с. 8]. Понимая человека как сложную, самоорганизующуюся систему, открытую в мир и способную к саморазвитию, можно говорить о нарушениях относительно всей психологической системы. Рассматривая проблему аутизма, А.В. Клочко показала, что «… в силу некоторой биологической и (или) социальной дефицитарности у людей, страдающих аутизмом, нарушен переход от предметного сознания к смысловому. Более того, возможна деформация первого уровня сознания – предметное сознание, когда «объективная реальность» не превращается в «наполненный цветом и звуками, категоризированный значениями предметный мир» [10, с. 8 – 9].

Таким образом, можно сделать вывод о том, что, с одной стороны, причины психопатологической симптоматики находятся в самой коммуникации, а с другой, патологическая коммуникация является показателем деформации многомерного мира человека.

Психическая ригидность в структуре химически зависимой личности также демонстрирует процессы деформации коммуникативного мира личности. Э.В. Галажинский высказывает предположение о том, что ригидность является интегральным, наиболее общим показателем степени открытости психологической системы человека. Таким образом, континуум ригидность-флексибильность может выступать общесистемным конструктом, обуславливающим открытость психологической системы [5]. Иными словами, от степени выраженности ригидности будет зависеть возможность «выхода индивида во внешнюю среду» (Э.В. Галажинский, 1999), в «зону свободной детерминации» (В.Е. Клочко, 1999; О.М. Краснорядцева, 1998), во «внешнее коммуникативное пространство» (В.И. Кабрин, 2002). Человек как открытая система стремится к самореализации, открывая при этом новые возможности организации своей действительности, расширения жизненного, транскоммуникативного пространства (В.И. Кабрин, 1992), обусловливающих личностный рост и саморазвитие.

На основе теоретических и экспериментальных исследований психической ригидности в норме и патологии Г.В. Залевским (1993-1997 г.) была разработана оригинальная структурно-уровневая концепция психической ригидности и фиксированных форм поведения. В рамках данной концепции ригидность понимается как сложный, многоаспектный феномен, обусловленный механизмом взаимосвязи свойств личности и особенностей ее поведения. Фиксированные формы поведения понимаются как поведенческие акты индивидуальной или групповой системы, стабильно повторяющиеся в ситуациях, которые требуют иной формы поведения или коммуникации. В данной концепции дается классификация широкого спектра фиксированных форм поведения – персеверативного, стереотипного, ригидного. Г.В. Залевским органично показана роль психической ригидности при формировании и развитии алкоголизма, где он показывает, что люди, больные алкоголизмом, характеризуются большей ригидностью, чем здоровые, что проявляется в широком спектре фиксированых форм поведения. По мере алкоголизации психическая ригидность усиливается, «… занимая все большее место в структуре личности больного алкоголизмом, становится «сквозным» ее свойством» [8, с. 194]. Г.В. Залевский показывает, что для химически зависимой личности в большей степени характерны «… боязнь всего нового и осознанное непринятие его – «цепляние» за привычное, отказ от поиска новых решений, тех или иных проблем, подходов, целей» [8, с. 195], что приводит к определенной фиксированности действий и поступков, определяющих поведение человека. Все это неизбежно влияет на коммуникативный мир химически зависимой личности, где происходит деформация, которая не дает возможности нормального развития и роста личности. Мы считаем, что здесь имеет смысл говорить о некой коммуникативной ригидности, которая проявляется в особенностях коммуникации зависимых, ритуализации и ригидизации их поведения, сужения круга коммуникативных связей.

Возвращаясь к коммуникативному подходу, необходимо отметить, что в теории транскоммуникации коммуникативный мир личности представлен транскоммуникативным потенциалом, характеризующимся развитием личности. Личностное развитие человека предстает как транскоммуникативный синтез жизненных миров, определяющих сущность многомерного мира человека. Личностная незрелость в рамках этой концепции понимается как недоразвитие высшего уровня коммуникации. Ключевыми факторами личностного роста являются коммуникабельность, как свойство личности – характеризует уровень общей жизнеспособности, и транскоммуникабельность, отвечающая за развитие потенциала личности.

В.Е. Клочко в теории психологических систем было показано, что коммуникация входит в структуру самоорганизации и ментального пространства личности [В.Е. Клочко, 2005]. В соответствии с этим, можно предположить, что деформация коммуникативного мира личности приводит к распаду психологической системы человека. Мы полагаем, что химическая зависимость является наиболее ярким примером проблемы деформации коммуникативного мира личности, поскольку порождает патологическую коммуникацию и приводит к распаду психологической системы человека.

Методологическое решение проблемы субъект-объектного раздвоения конституирует единство отражения и отношения, позволяет по-новому смотреть на деформацию многомерного мира человека. Измерения многомерного мира человека: предметное сознание (пятимерный мир), смысловое сознание (шестимерный мир), ценности (семимерный мир), позволяют изучать психологические причины распада психологической системы человека. Таким образом, личность зависимого человека вызывает особый интерес с точки зрения выявления в транскоммуникации внутренних противоречий, деформаций. В условиях деформации многомерного мира химически зависимой личности будущее начинает «сжиматься до настоящего», что отражается в межличностных отношениях, вызывает противоречия между личностью и социальной средой. В.Е. Клочко отмечает: «… медикаментозная деформация многомерного мира (наркотики и т.д.), меняющая значения, смыслы, ценности как субъективные координаты мира человека, переносящие человека в узкий слой настоящего (здесь и сейчас) – все это не признаки распада психологической системы – это распад» [11, с. 110]. Б.С. Братусь указывает на то, что естественный процесс развития человека характеризуется расширением связей и отношений с внешней средой и окружающим миром, однако при определенных обстоятельствах (старость, болезнь, наркотики и т.д.) происходит их сужение или видоизменение [4]. Таким образом, химическая зависимость представляется ярким примером деформации многомерного мира человека и распада его психологической системы.

Теренс Т. Горски определяет химическую зависимость как «… болезнь, которая приводит к тому, что человек теряет контроль над употреблением алкоголя и других наркотиков. Потеря контроля приводит к физическим, психологическим, социальным и духовным проблемам. Повреждается личность в целом» [6, с. 9] Иными словами, химическая зависимость как болезнь поражает человека на разных уровнях его системной организации.

Психологические подходы к изучению зависимого поведения традиционно рассматриваются в широком круге аспектов химической зависимости (А.Е. Личко, В.С. Битенский, 1991; И.Н. Пятницкая, 1994; П.Д. Шабанов, О.Ю. Штакельберг, 2001; Н.В. Говорин, 2006). К примеру, личностный подход к исследованию проблемы зависимого поведения отражает характерологические черты химически зависимой личности (А.Е. Личко, В.С. Битенский, 1991) и личностный смысл алкоголизации и наркотизации (В. Франкл, 1990; Э. Берн, 1992; Б.С. Братусь, 1988), который зародится в сфере общепсихологических теорий личности. В частности, Б.С. Братусь, в рамках деятельностного подхода, разработал теорию развития аномальной личности как модель нарушений мотивационно-смысловой структуры с иллюзорно-компенсаторной формой поведения.

В рамках социально - психологического подхода к исследованию химической зависимости наблюдается тенденция, характеризующая понимание разного рода аддикций как вариантов девиантного саморазрушительного поведения, отличающегося кризисными состояниями личности. Козлов В.В. рассматривает химическую зависимость как негативную дезинтеграцию кризисного состояния, которое является этапом в эволюционном развитии человека в течение жизни (В.В. Козлов, 1999).

Интересным представляется психодинамический подход к проблеме формирования зависимости как следствия нарушения программы психического развития человека, с самого начала его жизненного пути, затрагивающего сферу взаимоотношений с родителями и другими близкими людьми. В контексте психоаналитической концепции зависимость связана с примитивными инстинктами, ищущими своего удовлетворения в удовольствии, а также системе защитных механизмов, где аддиктивное поведение детерминируется бессознательным стремлением к смерти и уходу от жизненных проблем.

Теория проблемного поведения (R. Jessor, S. Jessor, 1980) постулирует, что основные системы организации личности, когнитивные образования и социальный опыт вследствие нарушения взаимодействия с окружающей средой порождают тенденции в поведении, определяемые как «склонность к проблемному поведению» [13].

Э. Берн в рамках своего подхода также демонстрирует проблему возникновения многочисленных нарушений в психологических структурах личности, имеющих коммуникативную природу, вследствие развития болезни или зависимости, которые он определил как сценарные нарушения, введя понятие «сценария» в концепцию о трех- позиционной внутренней структуре личности, которая включает позицию «Я» – отношение к себе, позицию «Вы» – отношение к близким и позицию «Они» – отношение к людям вообще [3].

В междисциплинарном аспекте, медицинском и социально-психологическом, аддикция являет собой психопатологию, которая может быть локализована на разных уровнях организации человека – физиологическом, психологическом, социальном, культурном, духовном и др. Зависимость на одном уровне часто является причиной зависимости на другом уровне. Так, Б.В. Зейгарник показала, что зависимость от наркотических веществ искажает взаимосвязь организма и психики. В своих исследованиях она писала: «Болезненный процесс создает особые, не имеющие аналога в нормальном развитии условия функционирования психологических механизмов, которые приводят к искаженному патологическому развитию личности» [9, с. 1859 – 1863]. Отдельные личностные свойства деформируются под воздействием употребления химических веществ, а с развитием зависимости вовсе разрушаются.

Интересными представляются взгляды К.Г. Юнга на природу химической зависимости. Согласно К.Г. Юнгу, у каждого человека есть устремленность к индивидуации или саморазвитию. В связи с этим психика имеет врожденное стремление к целостности. Однако на протяжении жизни в определенных условиях и под воздействием различных (био-психо-социо-духовных) факторов могут возникать нарушения и трудности, препятствующие развитию личности и самореализации. Примером такого нарушения может быть химическая зависимость. Описывая клинический случай с одним пациентом, Юнг писал: «Его стремление к алкоголю было, на более низком уровне, эквивалентом свойственной нашему существу духовной жажды целостности, того, что в средневековом языке выражалось как соединение с Богом» [7, с. 9]. Употребляя наркотики или алкоголь, личность деформируется и распадается на субличности (больную и здоровую), чем дольше человек употребляет, тем меньше в нем остается здоровой субличности. Личность постоянно находится в когнитивном диссонансе, конфликте с внешним и внутренним коммуникативным пространством. Таким образом, личность, стремясь к психологическому равновесию, вновь прибегает к химическим веществам, чтобы компенсировать противоречия и восстановить транскоммуникативную целостность.

В связи с этим достаточно интересной представляется проблема патологии взаимоотношений и теория алкоголизма Грегори Бейтсона, где показано, что состояние алкогольного опьянения дает возможность алкоголику выйти на новый уровень сознания. Г. Бейтсон полагает, что если стиль трезвой жизни заставляет алкоголика употреблять спиртное, то в этом стиле должна быть заключена ошибка (патология), а интоксикация условно помогает скорректировать эту ошибку, т.е. «если трезвость в каком-то смысле «ошибочна», то интоксикация должна быть в некотором смысле «истинна». Фраза «in vino veritas» (истина в вине – лат.) может содержать истину более глубокую, чем обычно полагают» [1, с. 208].

Можно полагать, что в состоянии трезвости алкоголик осознает свою «нормальность» по отношению к другим людям и это обстоятельство становится для него невыносимым. «… Алкоголь служит убежищем от порабощения личности ложными идеалами материалистического общества. Однако здесь дело не столько в восстании против «безумных» идеалов окружающих, сколько в спасении от своих собственных безумных постулатов (предпосылок), постоянно подкрепляемых окружающими. Тем не менее, возможно, что по сравнению со здоровым, нормальным человеком алкоголик более уязвим или более чувствителен к тому факту, что безумные (однако общепринятые) постулаты заводят его в тупик» [12, с. 208]. Таким образом, теория алкоголизма, постулируемая Г. Бейтсоном, включает в себя взаимодополняемые компоненты трезвости и состояние измененного сознания, где второе может иметь субъективный смысл в определении первого.

Таким образом, теоретический анализ основных психологических подходов к пониманию проблем, искажающих траекторию здорового развития личности и становления многомерного мира человека, помогает нам осмыслить некоторые особенности деформации коммуникативного мира, где ярким примером является химическая зависимость.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бейтсон Г. Шаги в направлении экологии разума: Избранные статьи по теории эволюции и эпистемологии. Пер. с англ. / Предисл. Д.Я. Федотов. Изд. 2-е, – М. : КомКнига, 2005. – 248 с.

2. Бейтсон Г. Шаги в направлении экологии разума: Избранные статьи по психиатрии. Предисл. Д.Я. Федотова. Изд. 2-е, – М.: КомКнига, 2005. – 248 с.

3. Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. СПб. : МФИН, 1992. – 432 с.

4. Братусь Б. С. Психология. Нравственность. Культура / Б. С. Братусь. – М. : Менеджер : Роспедагенство, 1994. – 60 с.

5. Галажинский Э. В. Системная детерминация самореализации личности: дис. на соискание ученой степени доктора психологических наук: Спец.: 19.00.01 – общая психология, психология личности, история психологии / Э.В. Галажинский; Томский государственный университет; науч. конс. Г.В. Залевский; науч. конс. В.Е. Клочко. – Защищена 3 июля 2002 г. – Барнаул, 2002. – 299 с.

6. Горски Теренс Т. Путь выздоровления. – М.: Институт общегуманитарных исследований, 2006 – 182 с. (Серия: «Лечение зависимостей»).

7. Журнал содружества «Анонимные Алкоголики» «Родничок», № 13, Барнаул, 2007. – С. 8 – 9.

8. Залевский Г. В. Фиксированные формы поведения индивидуальных и групповых систем (в культуре, образовании, науке, норме и патологии). – М.; Томск: Томский государственный университет, 2004. – 460 с.

9. Зейгарник Б. В. Опосредование и саморегуляция в норме и патологии // Вестн. МГУ. Сер. 14. Психология. 1981. № 2. С. 9 – 14.

10. Клочко А. В. Проблема личности в психологии в контексте понимания человека как открытой системы: автореф. дис. … канд. психол. наук / А. В. Клочко. – Барнаул, 2001. – 22 с.

11. Клочко В. Е. Самоорганизация в психологических системах: проблемы становления ментального пространства личности (введение в трансспективный анализ) / В. Е. Клочко. – Томск: Том. гос. Ун-т, 2005. – 174 с.

12. Куницына В. Н. Трудности межличностного общения. Дис…докт. психол. наук : 19.00.05. – СПб, 1991. – 347 с.

13. Jessor L., Jessor R. Problem Behavior and Psychosocial Development: a Longitudinal Study of Youth. New York, 1977.