Некоторые вопросы идеалистической парадигмы построения государственной власти в условиях модернизации

Работа выполнена при поддержке гранта Президента Российской Федерации – МК- 2791.2010.6.

Вопросы идеального построения государства волновали умы, пожалуй, всех ученых, которые когда-либо занимались изучением данного социального явления. И это вполне очевидно и оправданно, так как государство окружает нас постоянно, и с каждым столетием все больше сфер человеческой деятельности подпадает под ее власть. Более того, государственность - это современная форма человеческого бытия, от построения которого в итоге и зависит организация жизни каждого индивида. В связи с этим, и мы позволим себе на основании своего субъективного отношения к властеотношениям сконструировать парадигмальные черты идеальной организации государства и, соответственно, государственной власти в условиях модернизации. Именно модернизационный процесс, на который вступили на современном этапе все государства СНГ и большинство западноевропейских стран, обусловливает и актуализирует наш интерес к этой проблеме на современном этапе развития человечества.

Предложенная нами идеалистическая парадигма построения государственной власти в данном изыскании будет более оптимальной в современных модернизационных процессах с точки зрения национального духа и сплоченности нации, контролирования государственных деятелей, преодоления коррупционной направленности, развития пресловутых институтов гражданского общества, повышения легитимирующих признаков государственной власти, создания прочной правовой и политической культуры, а также подъема эффективности других аффилированных институтов с выше обозначенными.

Итак, начнем рассмотрение парадигмально-идеалистических черт государственной власти с вопросов ее территориальной организации, а также соотношения центральных, региональных и местных органов.

Здесь мы, прежде всего, коснемся федеративного строения государства и осуществления местного самоуправления. С унитарным государством, а тем более с централизованным его видом, все предельно ясно – центральной власти принадлежит полное и безоговорочное руководство страной. Что же касается федерации, то здесь одновременно существуют, а стало быть, и могут конкурировать различные властные организации. Возможно ли это? И почему центральная власть допускает какую-либо конкуренцию, ведь это противоречит ее природе – суверенитету? Но самое главное, не опасна ли такая бицефальная организация власти в государстве?

Думается, что федеративное государство таит в себе как положительные, так и отрицательные, можно даже сказать, опасные моменты.

Безусловным плюсом федерации выступает наличие разветвленного государственно-властного устройства, так как это помогает взаимно сдерживать разноуровневые политические инстанции. Властные единицы в процессе осуществления власти стремятся упрочить свое положение, захватить все больший круг полномочий и т. д. Все это приводит к политической борьбе и разделу сфер влияния, а в итоге властные субъекты следят друг за другом, отслеживают поведение своих оппонентов, пытаются оказать влияние на своих соперников. Конечно, федеративные органы перевешивают региональный потенциал, но нельзя полностью их исключить из поля зрения. Иногда возникают такие ситуации, когда центральная власть бессильна и готова идти на любые уступки (например, Чеченская Республика), и в этой обстановке региональные властные субъекты естественно главенствуют. Поэтому федерация, еще и при грамотной конституционной расстановке сил, может компенсировать недостачу гражданского общества и даже в некоторых случаях способствовать его появлению.

Отрицательной же стороной федеративного устройства государственной власти является, в какой-то степени, оборотная медаль ее положительных моментов. Впрочем, по нашему мнению, это касается и автономий, которые, следует отметить, страдают данным недугом еще более ощутимо. В связи с вышесказанным, такая своего рода диархия, естественно, может вызывать катаклизмы в обществе. Обострение борьбы за власть, по причине обладания властью суверенитетом. И поэтому она будет всегда стремиться максимально расширить границы своего влияния, а крайним проявлением этой апории может стать распад государства и выделение двух самостоятельных носителей власти, о чем свидетельствует история (ярким примером выступает СССР) и политическая острота этих вопросов в современной обстановке (например, война в Чеченской Республике, Косовская и Грузинская ситуации). Все это свидетельствует о том, что унитарное государство в этом плане более сплачивает народ страны, контролирует политические процессы, поэтому подобные вышеуказанные негативные стороны в нем менее возможны. А федерация представляет крайнюю границу, до которой может дойти административная децентрализация. И поэтому, в этом смысле, ее можно назвать маргинальной формой территориального устройства государственной власти. Она постоянно висит над пропастью распада на отдельные единицы, систематически прилагает усилия к сохранению единства.

Характерно, что по этому поводу еще Г. Еллинек писал, что государство, в котором области являются центральными составными частями, лишено необходимого политического единства, нередко в этих членах государства проявляются центробежные тенденции к большей самостоятельности, делающие эту форму государства неустойчивой [3; 628].

Другое дело - местное самоуправление. «От узкой формы децентрализации децентрализация в форме самоуправления политически отличается тем, что последняя представляет форму нормальную, а первая ненормальную, в которой проявляется тенденция либо к новым государственным образованиям, либо к более интенсивной централизации всего государства, нивелирующей особенности отдельных земель» [3; 628].

Однако необходимо заметить несколько недочетов в организации местного самоуправления в современной России. Мы не будем вдаваться в тонкости и подробности данного вопроса, так как это, естественно, не является предметом нашего изыскания. Остановимся только на общих моментах организации властных структур.

В российской Федерации, по нашему мнению, не существует местного самоуправления как такового. То, что называют местным самоуправлением, относится в чистом виде к государственной власти. Данный факт подтверждает то обстоятельство, что при интервьюировании граждан, не обладающих юридическим образованием, а иногда и имеющих таковое, 90% очень сильно удивляются, когда узнают, что местные органы власти не относятся к государственным. У них сразу возникает встречный вопрос: «а какие они тогда?»

У нас вызывает удивление то, что в России называется местным самоуправлением. Сама этимология слова «местное самоуправление» (самостоятельно, не зависимо от государства) предполагает решение всех местных вопросов населением муниципального образования самостоятельно и под свою ответственность[4; 298]. На деле за нас все решает государство. Поэтому российский вариант местного самоуправления - это не что иное, как придаток государства.

Если в государстве существует действительно действенное местное самоуправления, то можно с уверенностью сказать, что в данном государстве процветает демократия. К сожалению, про Россию так сказать нельзя. Пока наше самоуправление является государственным управлением, несмотря на то, что в Конституции Российской Федерации в статье 12 провозглашается самостоятельность местного самоуправления от государства.

Природу данной деформации самоуправления легко понять. Власть стремится контролировать все и вся, не оставляя места для автономного принятия решений. Однако, сама того не подозревая, федеральная власть отдает, по сути, контроль над муниципальными органами субъектам федерации, так как, конечно же, проводить подобную деятельность из центра в такой огромной стране, как Россия, невозможно. Но тем самым обостряется влияние региональной власти, что, в свою очередь, обусловливает усиление бицефальности в государстве, в котором, при этом, действует неустойчивая и опасная форма государственного устройства. Особенно в субъектах, поделенных по национальному критерию. Власть, пытаясь выстроить жесткую вертикаль, в итоге, наоборот, раздваивает свое влияние. Это опасная игра, которая может закончиться гибелью. Конечно, мы согласны с тем, что государственная власть должна быть по своей природе сильной, мощной и жесткой, но только при наличии гражданского общества и механизмов, позволяющих данную власть в любой момент сдержать и ограничить от произвола. Только такая парадигма, воплощающая закон диалектики – единства и борьбы противоположностей - позволит эффективно развиваться государству, способствовать его процветанию.

В противном случае, если власть будет слабой, то она обязательно рухнет, и ее место займет другая более могущественная, например, как это произошло в последний период Российской Империи или СССР. И в том, и в другом случае власть оказалась слабой, а соответственно, безжизненной. Но государственность не может прекратиться, и этим обстоятельством сразу воспользовались другие, более мощные силы. Власть должна всегда давать понять, что сильнее ее нет, иначе противоборствующие силы незамедлительно попытаются заменить властвующий субъект. Данное обстоятельство и отмечал Жан Боден, вводя отличительный признак государства – суверенитет. Любое существование диадократии приводит к противоборству, которое рано или поздно закончится истреблением одних (более слабых) другими (более сильными). Идеальная власть обладает верховенством и должна пресекать попытки создания конкурирующей власти. Слабая власть дает повод усомниться в ее верховенстве, а значит, и открывает надежду на ее замену, которой обязательно кто-нибудь да и воспользуется. Именно поэтому «обеспечение политического и мировоззренческого единства требует наличия высшего внутреннего авторитета» [1; 287].

Или, наоборот, если власть сильная, а отсутствует гражданское общество (напомним, что гражданское общество и другая власть, другая противоборствующая элита - это совершенно разные категории). И поэтому, если одновременное существование сильной власти и гражданского общества (в отличие от другой власти) возможно, то государство превращается в узурпаторскую машину, не имеющую предела, что тоже не может считаться лучшей формой ее организации, и история также изобилует примерами подобного рода. Власть, тем более высоко развитая и сильная, будет стремиться дойти до предела своего влияния на общество. Поэтому вовремя не созданные институты гражданского общества, призванные ее в этом остановить, допустят проникновение власти во все сферы человеческой деятельности, при этом в угоду интересов политической элиты, а не всего общества.

Духовно-нравственной основой государства обязательно должна являться религия, и лучше всего, когда существует одна, официально признанная религия. Но, по крайней мере, религиозная основа повсеместно пропагандируется и всячески поддерживается государством, в связи с тем, что религиозный плюрализм может стать камнем преткновения и выступить основой распада государственности. Прочная же религиозная основа помогает, во-первых, заполнить идеологический вакуум в сознании граждан. Во-вторых, воспитывает чувство покорности и терпимости ко всем бедам и несчастьям в государстве, что позволяет более эффективно контролировать население страны, проще упорядочивать общественные связи. В-третьих, правители, вышедшие и воспитавшиеся в религиозно развитом и зрелом обществе, более сдержаны в своих амбициях и желании использовать властные полномочия в угоду своих личных конъюнктурных целях. В-четвертых, религия просто – напросто делает людей более гуманными и снижает уровень преступности в обществе, а соответственно, и деструктивный элемент в общественных связях. В-пятых, религия, с одной стороны, обосновывает потребность властной организации, а соответственно, подчинение общества правителям, а с другой стороны, доказывает необходимость попечения власти над своими согражданами. Ну и, наконец, посредством религии можно сгладить несовершенство правовых норм. Так как главным императивом в религии является любовь к ближнему своему как самому себе, следовательно, и поведение должно соответствовать этому принципу. Более того, реализация права и регулирование общественных отношений завязано не только на формальных, а иногда безжизненных правовых предписаниях, но и на моральной основе.

Религиозная составляющая является главным фактором, способствующим генезису одних из самых мощных и развитых государств в истории человечества. Империи всегда имеют свою «идею-правительницу» [6; 438], которая выступает ее идеократическим началом, связующим звеном гражданского общества.

«Теология и мифология внешне могут не проявлять себя в политической организации империи, хотя в действительности они просто распыляются и растворяются в секуляризованных по видимости институтах и структурных подсистемах имперской организации» [1; 223]. Так, древние греки не мыслили себя вне веры, и индивид не искал свободы от религиозного принуждения, и уж тем более перемена веры была чужда данной эпохе, что также способствовало отсутствию противоположности между народом и властителем, так как последним поистине являлся сам народ [3; 309]. Греками государство в качестве юридического лица отождествлялось с общиной правоверных [7; 182]. Религия являлась катализатором таких качеств, как доблесть граждан, которые осознавали себя духовным единством, забывали про собственные интересы и выгоды, когда дело касалось общегосударственных целей [1; 22]. Только глубокой религиозной основой можно объяснить, что великие и дальновидные греческие мыслители пропагандировали в своих трудах высшую цель государства – воспитание граждан к добродетельной жизни, а высшей обязанностью граждан – осуществление требований нравственности [3; 303]. Государство в исконном народном убеждении греков являлось созданием богов, и в нем всегда пребывают боги, почитание которых составляет первую и высшую обязанность гражданина [3; 303]. Первые греческие города-государства полисы были монархиями (третье тысячелетие до н.э.), и только спустя примерно два века приходят такие формы правления как аристократия, демократическая и полития. Однако именно период монархического правления вызывает у греков ностальгию и носит название «Золотого века». Ибо только тогда власть была сакральной, общество внутренне единым, а государственность теологической [1; 154]. Царь являлся отражением высшего блага, к которому стремится вся община [5; 138-139]. Более того, практически все ученые сводятся во мнении, что именно общий религиозный культ на острове Делос [2; 103-106] стал тем мотивирующим рычагом в объединении децентрализованных эллинских полюсов для победы над внешним врагом. Религия была тем необходимым звеном, которое связывало эллинов в единое целое и в то же время препятствовало возникновению раздоров и конфликтов между ними [5; 23].

В завершении гипостазирования по поводу наилучшей парадигмы устройства государственной власти, можно сделать следующие выводы:

1) Лучшей формой государственного устройства является унитарное государство, исключающее автономии, но имеющее развитое местное самоуправление;

2) Необходимость существования прочной официально признанной религиозной или идеологической доктрины в государстве;

3) Государственная власть во главе с правителем должна быть сильной и жесткой, но при этом необходимо существование развитого гражданского общества и механизмов, позволяющих ее сдерживать в случае злоупотребления.

ЛИТЕРАТУРА

1. Грачев Н.И. Происхождение суверенитета: Верховная власть в мировоззрении и практике государственного строительства традиционного общества: Монография. - М.: ИКД «Зерцало-М», 2009.

2. Евсеенко Т.П. От общины к сложной государственности в античном Средиземноморье. – СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. – 264 с.

3. Еллинек Г. Общее учение о государстве. – СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2004. – 752 с.

4. Зиновьев А.В., Поляшова И.С. Основы конституционного права России. – СПб., 2002. – 320 с.

5. Курциус Э. История Древней Греции. Т. 1. – Минск: «Харвест», 2002. – 284 с.

6. Трубецкой Н.С. Об идее-правительнице идеократического государства // Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. – М.: «Прогресс», 1995. – 797 с.

7. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 2: Всемирно-исторические перспективы / Пер. с нем. и примеч. И.И. Маханькова. – М.: «Мысль», 1998. – 606 с.