Среднеазиатская политика российской империи в начале ХIХ века

К началу XIX в. в международных отношениях Средней Азии и Казахстана произошли определенные изменения. К этому времени отдельные казахские роды уже входили в состав России, приняв российское подданство.

Однако часть владений, в частности, Среднего жуза занимала самостоятельное политическое положение. Однако оно было крайне неустойчивым, внутри родов шла не прекращавшаяся междоусобная борьба, ослаблявшая их и превращающая в легкую добычу более сильных противников. Стремившаяся к сохранению своего влияния Цинская империя всячески пыталась помешать дальнейшему ходу присоединения Казахстана к России [1].

На Южных рубежах Казахстана также происходит изменение политической обстановки. Здесь возвышается Кокандское владение. Пришедший к власти в 1800 г. кокандский бек Алим вскоре провозгласил себя ханом. С этого времени Коканд начинает именоваться ханством.

Упрочив свое положение в Восточной части Средней Азии и избавившись от своих политических конкурентов, Алим-хан предпринимает наступление на север в пределы обширных казахских кочевий.

Натиск кокандских феодалов в южные и юго-восточные земли Казахстана ускорил процесс вхождения отдельных биев и султанов Старшего жуза в состав России. Такой поворот событий не отвечал захватническим планам кокандской феодальной знати, стремившейся к господству в казахских степях.

Кокандские ханы пытаются всячески воспрепятствовать принятию казахами подданства российского государства.

Вхождение большинства казахского населения в состав России вынуждало ее определить свою политику в отношении среднеазиатских владений, в частности, Кокандского ханства, рубежи которого значительно придвинулись.

Первоначально царская администрация стремилась к расширению контактов с Кокандом и установлению с ним добрососедских отношений. В качестве посредников для достижения намеченной цели русские власти пытаются использовать представителей казахской знати. Подобная миссия была возложена на султана Среднего жуза Букея.

В 1805 г. он сообщал в западно-сибирское генерал-губернаторство о желании Алим-хана развивать торговые отношения с Россией. Это известие получило положительную оценку министра коммерции графа Н.П. Румянцева, считавшего, что развитие взаимоотношений России с Кокандским ханством даст положительные результаты для торговых связей между двумя государствами [2].

Для более точного выяснения позиции кокандского двора в отношении России, в Коканд был отправлен сын Букей-султана Газы Букеев [3]. В его обязанности входило собрать подробные сведения о Кокандском ханстве и проверить достоверность сообщений о стремлении Коканда к развитию экономических отношений с Россией [4].

Вскоре информация, исходившая от Букей-султана, подтвердилась. В донесении от 5 декабря 1810 г. к Н.П. Румянцеву генерал-губернатор Западной Сибири Глазенап докладывал, что через Газы Букеева было передано «по просьбе кокандского народа непременное их желание вступить с нами в связь и, отправить с изъявлением сего желания и принесения покорности своей к высочайшему его императорского величества двору, депутатов» [5].

Следуя предварительно достигнутой договоренности, в 1810 г. из России в Кокандское ханство был отправлен торговый караван, возглавляемый калужским купцом Иваном Свешниковым с товаром на сумму 64 469 рублей [6]. А вслед за ним в 1811 г. были направлены русские посланники во главе с коллежским регистратором, переводчиком Мамедьяровым. Эта миссия была принята новым кокандским ханом Омаром, пришедшим к власти после убийства Алим-хана в результате заговора. Омар-хан подтвердил решение своего предшественника развивать торговые отношения между Кокандом и Россией [7].

Стремление к расширению торговли между государствами наблюдалось как со стороны русского, так и кокандского купечества. Вскоре из Коканда успешно возвратился торговый караван И. Свешникова. Оценивая достигнутые результаты, Г. Глазенап писал: «Торговля с Коканиею есть немаловажная польза государства нашего, а в особенности для здешней стороны, к сохранению чего, поддержания дружбы с владетелем того народа есть величайшая необходимость, как и для польз казенных таможенными пошлинами доходами получаемым» [8].

После отбытия русской миссии их Коканда Омар-хан отправляет в Россию с письмом на имя Александра 1 двух своих представителей. В послании к царю Омар-хан призывал к установлению дружбы и согласия между двумя государствами, что, по его мнению, открывало бы «путь к обоюдному купечеству и, доставляя на обе стороны взаимную пользу, прославлялись и имена как вашего императорского величества и мое» [9].

Кокандские посланники благополучно достигли Петербурга. Однако на обратном пути один из них умер от болезни, а второй был убит.

Для улаживания неожиданно возникшего инцидента в 1813 г. в Коканд было направлено посольство во главе с Ф. Назаровым. На него возлагались обязанности урегулировать конфликт, связанный с гибелью кокандских послов, и предпринять шаги, направленные на дальнейшее расширение взаимосвязей с кокандским ханством. «Корпусный командир, - писал Ф. Назаров, - дал мне инструкцию: вручить самому владетелю подарки и испросить от него ответные письма его императорскому величеству и государственному канцлеру» [10]. Русской миссии удалось нормализовать отношения с Кокандским ханством 15 октября 1814 г. Ф. Назаров возвратился в Петропавловск.

Наряду с налаживанием отношений с Кокандом, Россия упрочивает свое положение в Казахстане. В 20-30-е гг. XIX в. на территории Казахстана были образованы административные единицы, получившие название внешних округов. В 20-е гг. были созданы Каркаралинский (1824 г.), Кокчетавский (1824 г.) Баян-Аульский (1826 г.) округа [11].

Преобразования, проводимые российской администрацией, отвечали, прежде всего, интересам правящих классов царской России, но объективно они способствовали прекращению междоусобиц и ломке феодально-патриархальных устоев [12].

Усматривая большие перспективы в будущем от присоединения Казахстана к России, Петербургский кабинет требовал от своих чиновников на местах проведения гибкой и осторожной политики по отношению к казахам. Русские власти пытались доказать преимущество пребывания казахского населения в подданстве России по сравнению положения его соплеменников в Кокандском ханстве. С этой целью казахской элите выделялись лучшие места для кочевок, раздавались чины и награды. Еще Павел I предоставил возможность султану Букею «кочевать там, где пожелает» и «в знак благоволения» наградил золотой медалью.

Обосновывая необходимость в покровительственном отношении к казахскому населению, наместник Кавказа князь Цицианов в рапорте, направленном в Правительствующий Сенат 26 июня 1803 г. доказывал, что «приласкание киргиз-кайсаков столь же нужно и полезно для спокойствия наших пределов и промышленности» [13].

Мероприятия, проводимые Россией, находили положительный отклик среди широких слоев казахского населения. Семипалатинский купец Иван Самсонов сообщал, что «киргизцы почетные между разговорами некоторые также почитаютца довольны тем, что прекратятца их междоусобия (баранты), ноне находясь под покровительством России избегнут безвинной наглости захвата детей их каковые были прежде сего, что нередко за разные хищничества поступ]али в уплату, где всю жизнь свою должны были провести в рабстве» [14].

Позитивное отношение к политике России в этом регионе проявили и торговые слои Кокандского ханаства. Тот же И. Самсонов отмечал, что и кокандские купцы «отзываютца всеми довольные о принятом ныне Российским начальством распоряжении об открытии внешних округов» [15].

Совершенно по-иному к политике России в Казахстане отнесся Кокандский двор. В письме, направленном в июне 1825 г. западно-сибирскому генерал-губернатору И.Д. Горчакову, кокандский хан Мухаммед-Али выражал свое возмущение тем, «что русские перейдя Иртыш на местах наших единоверцев завели строения». «Для чего же вы вводите в свое подданство,- спрашивал он, - наших единоверцев нижеследующим образом: когда явится к вам какой-нибудь истец, тогда беретесь просьбу его удовлетворить с тем, чтобы он вошел в ваше подданство. И когда кто просит места под кочевку говорите ему тоже. А потому прошу вас о причинах таковых обстоятельств снабдить меня сведениями, дабы могли против оных употребить свои должные меры» [16].

Русская администрация не дала никакого ответа на претензии кокандского хана [17]. Его посланник С. Султанбеков, привозивший письмо И.Д. Горчакову, не достигнув поставленной цели, вынужден был возвратиться обратно [18]. Не получив ожидаемого результата, кокандский двор активизирует свою политику в казахских кочевьях.

В 1826 г. на территории Султана Среднего жуза Мятия Мухаметгалиева находился русский и бухарский торговые караваны. Узнав об этом, бек кокандской крепости Ак-Мечети Ирназар отправил своих людей к султану Мятию, требуя выплаты зякета (налога) и прибытия в Ак-Мечеть для сбора таможенных пошлин, находившихся в степи торговцев. В случае отказа от выполнения предъявляемых условий Ирназар угрожал разграблением каравана.

Чтобы предоставить возможность русским и бухарским купцам беспрепятственно уйти в Бухару, султан Мятий затянул переговоры с кокандцами, продержав их у себя восемь дней. После этого казахский султан заявил: «Быть подданными куканскому хану и платить зекат мы не согласны, караваны насильным образом проводить в его владение мы не можем и что я и предки мои служили и служим с полным усердием государю императору всероссийскому, а служить ему, хану не желаем» [19].

Убедившись в бесплодности дальнейших переговоров с Мятием Мухаметгалиевым и узнав об уходе каравана, Ирназар-бек отправился за ним в погоню. Однако настигнуть торговцев так и не удалось. Тогда Ирназар стал грабить казахские аулы. В апреле 1826 г. бек Ак-Мечети вновь подверг нападению кочевья казахов. Было разграблено 300 аулов, отобран скот, 363 человека захвачено в плен [20].

После погрома, учиненного кокандскими феодалами, Мятий Мухаметгалиев обращается к оренбургскому военному губернатору П.К. Эссену с просьбой о помощи и защите от посягательств Коканда [21]. Однако П.К. Эссен не решился на самостоятельные действия без ведома вышестоящего начальства и предложил казахскому султану собрать соотечественников и разрушить кокандские укрепления. Со своей стороны оренбургский генерал-губернатор обещал казахам посильную помощь.

Подобная позиция П.К. Эссена была расценена Мятием Мухаметгалиевым как отказ. Убеждая оренбургского генерал-губернатора в необходимости оказать поддержку казахским дружинам, Мятий Мухаметгалиев доказывал, что казахам не под силу самостоятельно противостоять кокандским войскам, «потому, что у киргизов кроме пик другого оружия нет, особенно пороху» [22].

Согласившись с доводами казахского султана, Эссен решает обратиться в Петербург. 13 июля 1827 г. он направил письмо к К.В. Нессельроде, в котором обращал внимание министра иностранных дел на слабую обороноспособность кокандских укреплений, наличия малых запасов оружия и отсутствие «какого либо понятия о правильных военных действиях».

Оренбургский генерал-губернатор уверял К.В. Нессельроде в том, что взятие двух кокандских крепостей не вызовет каких-либо затруднений, и предлагал укрепить казахское войско отрядом в 250 человек, 250 пехотинцами и четырьмя орудиями конной казачьей пехоты [23]. Наступление на кокандские укрепления предполагалось начать в сентябре 1827 г.

Предложение оренбургского генерал-губернатора рассматривалось на заседании Азиатского комитета. Однако русское правительство не желало пока идти на обострение с Кокандским ханством. Для большей убедительности русские власти пытались даже найти оправдание акциям кокандских войск в казахских кочевьях [24]. Высказывалось предположение, что кокандские крепости были возведены для ограждения торговцев от нападения «неизвестных разбойников, которые до существования пикетов весьма удачно производили свой промысел, потому что берега Сырдарьи обросли густыми и высокими камышами в коих удобно скрывались те разбойничьи шайки» [25].

Идея П.К. Эссена была отклонена [26]. В правительственных кругах России рассчитывали нормализовать отношения с Кокандским ханством мирным путем. Однако подобное положение не могло продолжаться долго. По мере упрочения позиций России в Казахстане происходило ухудшение ее отношений с Кокандским ханством.

Известную роль в этом сыграло столкновение между ними из-за казахов русских подданных. Теперь нападение на казахские аулы русское правительство расценивало как посягательство на территорию России. 30-е гг. XIX в. характеризуются дальнейшим обострением русско-кокандских отношений.

ИСТОЧНИКИ

1. Гуревич Б.П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII- первой половине XIX в. - М., 1979. - С. 241.

2. Халфин Н.А. Россия и ханства Средней Азии. М., 1974. С. 222-223.

3. Архив внешней политики Российской империи/далее: АВПРИ/. Ф. СПб. Главный архив. 1-8, 1810-1820. Д.1. Л. 1.

4.Там же.

5.Там же. Л. 1 об.

6. АВПРИ. Ф. СПб Главный архив. 1-8, 1810-1820. Д.1. Л. 2-2 об

7. Там же. Л.11-12.

8. Там же. Л. 12 об.; Л. 190 об.

9. Там же. Л. 73.

10. Назаров Ф. Записки о некоторых народах и землях Средней части Азии. - М., 1968. С. 18

11. Гуревич Б.П. Указ. Соч. С.237.

12.Зиманов С.З. Политический строй Казахстана в конце XVIII – первой половине XIX веков. Алма-Ата, 1960. С. 157.

13.Акты собранные Кавказскою Археографическою комиссиею. Тифлис, 1986. Т.1. С.644.

14. ЦГА РК. Ф. 338. Оп.1. д.585. Л 9 об-10.

15. Там же. Л. об.

16. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 792. Оп. !. Д. 11. Л. 7 об.

17.Российский государственный военно-исторический архив /далее: РГВИА/. Ф. 414. Д. 413. Л. 12.

18. Серебренников А.Г. Сборник материалов для истории завоевания Туркестанского края. Ташкент, 1912. Т.3. С. 89.

19. АВПРИ. Ф. СПб Главный архив. II-27, 1827-1828. Оп. 72. Д.2. Л. 10 об.

20. Там же. Л. 11 об-12.

21 Халфин Н.А. Указ. Соч. С. 227.

22. АВПРИ. Ф. СПб Главный архив. II-27, 1827-1828. Оп. 72. Д.2. Л. 11; Л.16.

23. АВПРИ. Ф. СПб Главный архив. II-27, 1827-1828. Оп. 72. Д.2. Л. 17.

24. Халфин Н.А. Указ. Соч. С.228.

25. АВПРИ. Ф. СПб Главный архив. II-27, 1827-1828. Оп. 72. Д.2. Л. 34.

26. РГВИА. Ф. 414. Д.413. Л. 12.