Специальные знания: проблемы реализации в уголовном и гражданском процессах

Согласно действующему законодательству Республики Казахстан, судебная экспертиза как сфера практической деятельности представляет собой реализацию в судопроизводстве специальных научных знаний. На это, в частности, указывает Закон РК "О судебной экспертизе", определяя ее как "исследование материалов уголовного, гражданского или административного дела, проводимое на основе специальных научных знаний в целях установления обстоятельств, имеющих значение для его разрешения" [1]. Понятное по форме определение по своему содержанию не дает ответов на вопросы, что подразумевается под "специальными научными знаниями", каков их характер и объем, какие научные знания подходят под эту категорию, почему научные знания характеризуются как "специальные" и каковы критерии отнесения данных знаний к этой категории. Актуальность приведенных вопросов повышается также в связи с тем, что уголовно-процессуальное законодательство Республики, не раскрывая понятия специальных научных знаний, в то же время дает определение "специальных знаний", которое может быть распространено на оценку правового статуса специалиста, характеризующегося в ст. 84 УПК РК как "незаинтересованное в деле лицо, обладающее специальными знаниями, необходимыми для оказания содействия в собирании, исследовании и оценке доказательств" [2]. Являются ли его специальные знания научными или нет, включаются ли в данное определение, помимо знаний, умения и навыки, законодатель не разъясняет. Ответов на поставленные вопросы мы не находим ни в действующем уголовно-процессуальном, ни в гражданском процессуальном, ни в административном законодательстве, регламентирующих весь комплекс правовых отношений, возникающих в связи с привлечением специалистов, назначением и производством судебных экспертиз. Все эти вопросы, касающиеся сущности специальных знаний, не случайны, ибо от их правильной интерпретации зависят содержательная оценка деятельности специалиста и судебного эксперта и возможность научно-обоснованной дифференциации правового положения названных сведущих лиц, привлекаемых в судопроизводство.

Поиск ответов в данной ситуации является необходимым как для судебной практики, призванной содействовать решению задач судопроизводства на единых правовых основаниях, так и для теории, особенно ввиду существующего в специальной литературе различия взглядов на характеристику понятия "специальные знания" и конкретных его носителей в уголовном и гражданском процессе.

В этой связи представляется вполне естественным мнение, высказанное Р.С. Белкиным, который, характеризуя данное понятие, пишет: "Термин "специальные познания" приобрел такое обыденное звучание, что в теории и практике стал употребляться автоматически, как нечто само собой разумеющееся. Между тем, далеко не все бесспорно и ясно и в содержании этого понятия, и в практике его применения как критерия при решении вопроса о привлечении... специалиста или необходимости назначения судебной экспертизы" [3, с.108].

Для иллюстрации неоднозначного понимания сущности специальных знаний в теории обратимся к дискуссии по данной проблематике, развернувшейся в криминалистике, общей теории судебной экспертизы и процессуальной науке, которая характеризуется наличием, прежде всего, двух точек зрения на трактовку понятия "специальные знания", в зависимости от степени его распространения на субъектов процессуального доказывания.

В первом случае ученые исходят из жестко ограничительного толкования исследуемого понятия, распространяя его только на экспертов и специалистов. Основное содержание этого взгляда заключается в том, что к специальным знаниям, применяемым в судопроизводстве, относятся любые необщеизвестные знания, за исключением юридических, поскольку последними в уголовном и гражданском процессе наделены специальные субъекты - следователь и суд. В другой встречающейся в литературе интерпретации содержания специальных знаний подобного разграничения не проводится, в результате чего их носителями, наряду со специалистом и экспертом, признаются также и вышеназванные субъекты доказывания.

К примеру, в теории криминалистики известно высказанное А. А. Эйсманом и поддерживаемое рядом ученых суждение, суть которого сводится к тому, что специальные знания - "это знания не общеизвестные, не общедоступные, не имеющие массового распространения, короче, это знания, которыми располагает ограниченный круг специалистов... при этом познания в области законодательства и науки права, иначе - юридические знания, не относятся к специальным познаниям в том смысле, в каком это понятие употребляется в законе" [4, c.89].

Аналогичный взгляд высказал Е.И. Зуев, определяя специальные знания как любые познания в науке, технике, искусстве или ремесле, исключая область процессуального и материального права, применяемые для решения вопросов, возникающих при осуществлении правосудия. Автор пишет, что это "прежде всего основанные на теории и закрепленные практикой глубокие и разносторонние знания приемов и средств криминалистической техники, обеспечивающие обнаружение, фиксацию и исследование доказательств. К специальным познаниям в том же смысле относятся познания в судебной медицине, судебной химии, физике, пожарном деле, автоделе, а также любые иные познания (педагогические, лингвистические, математические и др.), использование которых необходимо для полного, всестороннего и объективного расследования преступления" [5, c.89].

В свою очередь, Г.М. Надгорный на основе анализа классификации и содержания областей специальных знаний дает следующее несколько обобщенное определение рассматриваемому понятию: "Специальные знания - это знания, не относящиеся к общеизвестным, образующие основу профессиональной подготовки по научным, инженерно-техническим и производственным специальностям, а также необщеизвестные знания, необходимые для занятия какими-либо видами деятельности" [6, c.42]. Позже автор уточняет предложенное определение и отмечает, что специальные знания — это знания, образующие основу профессиональной подготовки людей, определяющие их специальность. К ним не относятся знания общеизвестные и юридические. Тем не менее, в дальнейшем он вносит поправку о том, что в общеупотребительном смысле юридические знания - это также знания специальные.

Анализируя изложенную позицию, В.К. Лисиченко и В.В. Циркаль пишут, что недостатком предложенного Г.М. Надгорным определения понятия "специальные знания" является то, что в нем не отражена уголовно-процессуальная специфика их применения. "Понятие "специальные знания", - пишут они, - не является общенаучным. Это понятие отраслевое, юридическое, применяемое уголовно-процессуальным законодательством для отграничения профессиональных знаний различных специалистов, привлекаемых в практике уголовного судопроизводства для содействия следователю и суду в решении определенных вопросов, от знаний общеизвестных и юридических, которыми владеют соответственно работники органов расследования и суда". Обращая внимание на то, что в юридическом определении понятия "специальные знания" в качестве его существенного признака должны быть указаны процессуальная направленность и специфика применения этих знаний в следственной и судебной практике, авторы рассматривают специальные знания как "необщеизвестные в судопроизводстве научные, технические и практические знания, приобретенные в результате профессионального обучения либо работы по определенной специальности лицом, привлеченным в качестве специалиста или эксперта в целях содействия следователю или суду в выяснении обстоятельств дела или даче заключения по вопросам, для разрешения которых требуется их применение" [7, c. 22]. В.К. Лисиченко и В.В. Циркаль подчеркивают при этом, что понятие "специальные знания" не включает юридические знания, которые по своему содержанию и условиям их приобретения для юристов являются специальными. Юридические знания, на их взгляд, составляют основу профессиональной деятельности лица, производящего дознание, следователя, прокурора, судьи. Они обеспечивают выполнение ими своих профессиональных функций и компетентное разрешение правовых вопросов, возникающих в следственной и судебной практике.

Мы не случайно привели вышеизложенные мнения, отрицающие, в целом, возможность признания за специальными знаниями юридического содержания, а точнее, отнесения их к правовым в сфере судопроизводства. Если обратиться к носителям этих знаний в уголовном или гражданском процессе - эксперту и специалисту, то, казалось бы, такая постановка вопроса не может вызывать возражений, поскольку и теория права, и практика в качестве носителей правовых знаний определяют, прежде всего, дознавателя, следователя и суд. Но тогда, естественно, возникает другой вопрос: к какой отрасли знания следует отнести специальные познания в области криминалистики, судебной медицины, судебной бухгалтерии и т.д.? Общепринято, что данные отрасли знания принадлежат к сфере юридической науки, а, следовательно, являются юридическими знаниями, несмотря на оговорки, предлагаемые различными авторами. Здесь, думается, уместно привести имеющиеся в литературе обоснования правовой природы криминалистики, обобщенные Р. С. Белкиным и заключающиеся в следующем:

- Криминалистика - это правовая наука, ибо ее предмет и объекты познания лежат в сфере правовых явлений;

- Криминалистика - это правовая наука, так как ее служебная функция, решаемые ею задачи относятся к правовой сфере деятельности государственных органов, к правовым процессам (расследование, судебное разбирательство);

- Все рекомендации, разрабатываемые криминалистикой для практики, носят строго выраженный правовой характер, основаны на законе, соответствуют его духу и букве;

- Юридический характер криминалистики проявляется в нормативно-юридической функции, свойственной ей как отрасли правоведения, под воздействием которой многие научные рекомендации криминалистики вводятся в содержание правовых норм;

- Криминалистические рекомендации носят нормативный характер;

- Исторически криминалистика зародилась в рамках правовой уголовно-процессуальной науки.

По мнению же самого Р.С. Белкина, криминалистика, в соответствии с классификацией, принятой в правовой науке, относится к числу специальных юридических наук, которым не соответствует какая-то определенная отрасль права или группа норм из разных отраслей права.

Таким образом, правовая сущность криминалистики, тем не менее, не исключает возможность применения ее положений, в частности, такого раздела, как криминалистическая техника, в качестве важной составляющей специальных знаний, используемых не только экспертами и специалистами, но и дознавателем, следователем, судом. Вот почему, на наш взгляд, в литературе обозначилась противоположная точка зрения, более расширительно трактующая рассматриваемое понятие. Наиболее полно ее выразили В.Д. Арсеньев и В.Г. Заблоцкий, которые, не соглашаясь с тезисом о невозможности отнесения правовых знаний к специальным, пишут: "Юридические знания, например, в области криминалистики, используются именно как специальные при производстве криминалистических экспертиз. Точно также правовые знания в области некоторых специальных вопросов... относятся к предмету соответствующих экспертиз - автотехнической, по технике безопасности, бухгалтерской и т д. Более того, криминалистические и некоторые другие юридические знания (познания), непосредственно используемые следователями, судьями и иными субъектами, ответственными за ведение уголовного процесса в соответствующей его стадии, тоже относятся к специальным".

Схожую позицию мы обнаруживаем у В.И. Шиканова, который понимает под специальными знаниями любую возможную совокупность знаний (практического опыта, навыков) за вычетом общеизвестных, т. е. таких, которые входят в общеобразовательную подготовку граждан, а также познаний в области права, связанных с уголовно-правовой оценкой фактических обстоятельств уголовного дела и с решениями процессуального характера. Автор пишет: "Знание и практический опыт, оказавшиеся необходимыми для всестороннего, полного и объективного выяснения обстоятельств, входящих в предмет доказывания по уголовному делу в уголовном судопроизводстве, принято называть специальными" [8, c. 23].

Нетрудно заметить, что приведенные определения, в целом, правильно раскрывая суть понятия "специальные знания" как не общеизвестных, в число которых обоснованно включаются юридические знания, вместе с тем, как бы размывают устоявшиеся в специальной литературе представления о них как о соотносимых, прежде всего, с процессуальным статусом эксперта и специалиста. В самом деле, если отталкиваться от подобного варианта толкования понятия "специальные знания", то тогда требуется признать, что оно в равной степени может быть распространено на экспертов и специалистов, на дознавателей и следователей, на суд и любого участника процесса, чьи познания используются для решения задач судопроизводства в качестве специальных. С другой стороны, признавая приводимые определения специальных знаний как в целом правильно отражающие их содержательную основу, приходится констатировать, что с точки зрения процессуальной процедуры применения в судопроизводстве их расширительное понимание уже не будет нести требуемой смысловой нагрузки, а, следовательно, теряет изначальное практическое значение.

В этой связи более полезным в интересах уголовного и гражданского процесса было бы, на наш взгляд, дать не только общее понятие "специальные знания", но и определить его функциональную, практическую значимость в судопроизводстве через дифференциацию конкретных его носителей. Эта задача более чем актуальна, ибо в реальной практике мы нередко сталкиваемся со смешением полномочий по применению специальных знаний не только, например, следователя и эксперта, но и в значительной степени эксперта и специалиста, поскольку именно последних, в отличие от следователя и суда, законодатель официально относит к носителям специальных знаний.

В криминалистической и процессуальной науке предприняты попытки по такому разграничению рассматриваемого понятия. Так, П.П. Ищенко предполагает целесообразным ввести в научный обиход термин "криминалистические познания и навыки" для характеристики правового статуса специалиста. Раскрывая суть своего предложения, автор пишет: "В широком плане это познания и навыки, пригодные для обнаружения, закрепления, изъятия и исследования доказательств... Основное отличие криминалистических познаний от всех иных состоит в том, что их носители специализируются на обнаружении, закреплении и изъятии доказательств, т.е. это специалисты, чья деятельность постоянно связана с расследованием преступлений. Представители иных отраслей знания, как правило, не компетентны в обнаружении, закреплении и изъятии доказательств, зато они могут обратить внимание следователя на те обстоятельства, изучение которых будет способствовать обнаружению, закреплению и изъятию доказательств". Основываясь на данном постулате, П.П. Ищенко дает свое определение специальных знаний, используемых в уголовном судопроизводстве. Он считает, что это любые профессиональные знания, которые могут оказать содействие в обнаружении, фиксации и изъятии доказательств. Специальными знаниями следователи и судьи располагают, но, как правило, в ограниченном объеме, что, на его взгляд, и послужило одной из причин создания института специалистов в уголовном судопроизводстве.

Как видим, из предложения автора, выделяющего в качестве специальных знаний криминалистические познания и навыки, довольно трудно уяснить, в чем их отличие, если носителями таковых, наряду со специалистом, можно называть следователя, суд или эксперта.

Свое мнение по дискутируемому вопросу высказал А.А. Исаев, который подробно проанализировал существующие в литературе взгляды на проблему понимания специальных знаний в судопроизводстве и, в частности, путей их разграничения, с учетом возможности признания в качестве таковых правовых знаний. Излагая суть своей позиции, автор пишет: "Если обратиться к вопросу о границах специальных знаний, то можно констатировать, что в самом общем смысле правовые знания также являются специальными знаниями, соответственно которым имеется специализация по профессиям. Правовые знания в указанном аспекте в рамках уголовного процесса, который тоже является правовым знанием, совпадают между собой. Поэтому нет необходимости говорить о них как о специальных, так как речь в данном случае идет об одной и той же форме - правовой. Все остальные знания, которые не являются правовыми, можно назвать специальными. Последнее означает, что существуют знания о правовых, т.е. регламентированных законом, методах собирания и исследования доказательств, и знания о неправовых методах получения доказательств" [9, c. 17].

Предложенное А.А. Исаевым разграничение специальных знаний представляет определенный интерес, поскольку предполагает введение критерия для выделения в их общей системе непосредственно правовых знаний. К последним, как видим, автор относит знания о регламентированных законом методах собирания и исследования доказательств. Такой подход в целом не вызывает возражений, поскольку на объективных основаниях дает возможность дифференцировать специальные знания, применяемые следователем и судом, как направленные на осуществление их профессиональной деятельности в процессе доказывания. Важно также, что А.А. Исаевым при характеристике специальных знаний судебного эксперта осуществляется своего рода их "привязка" к профессиональной деятельности по специальности. Автор справедливо пишет, что для экспертов специальность "определяется принадлежностью к определенному классу, роду, виду и подвиду экспертизы, предмет которой, в свою очередь, определяется объектом экспертного исследования и вопросами следователя и суда. Именно объект исследования определяет необходимость интеграции тех или иных знаний в рамках экспертизы".

Принимая во внимание предложение А.А. Исаева, мы должны констатировать, что автором сделан лишь первый шаг, позволяющий дифференцировать весь комплекс знаний, используемых в уголовном и гражданском процессе, на специальные правовые и на иные, в частности, экспертные знания. Давая возможность разграничить их по конкретным субъектам, а именно - осуществляющим процесс доказывания либо применяющим свои знания в соответствии с профессиональной подготовкой, изначально не связанной с этим процессом, предлагаемый подход вполне согласуется с действующим в республике законодательством. В частности, в редакции уголовно-процессуального закона под специальными знаниями понимаются "не общеизвестные в уголовном процессе знания, приобретенные лицом в результате профессионального обучения либо работы по определенной специальности, используемые для решения задач уголовного судопроизводства" (п. 41 ст. 7 УПК РК). Подобная формулировка специальных знаний, но уже с учетом их цивилистической направленности может быть применена и к гражданскому судопроизводству. Поскольку же законодатель, как ранее отмечалось, выделяет не только специальные знания, но и специальные научные знания, то вполне оправданно, что содержанием последних являются не правовые (если отсутствует специальная оговорка), а любые научные знания, не относящиеся к юридическим. Законодатель, на наш взгляд, умышленно придает этим знаниям статус специальных научных, прежде всего: а) для отграничения их от правовых знаний, носителями которых являются субъекты доказывания; б) отграничения их от специальных знаний, присущих правовому статусу специалиста; в) указания на научный способ получения доказательств; г) указания их целевой направленности - для решения задач судопроизводства (не вообще научные, а специальные, т.е. используемые в судопроизводстве, знания).

Таким образом, если априори деятельность следователя и суда признается в судопроизводстве как регламентированная законом реализация общеизвестных правовых знаний по собиранию, исследованию и оценке доказательств, то деятельность эксперта по своему содержанию следует рассматривать как реализацию не общеизвестных для уголовного и гражданского процессуального законодательства научных знаний, конституированных в силу сказанного в статус специальных.

Решая проблему дифференциации комплекса привлекаемых в судопроизводство знаний на правовые и специальные научные, мы не можем не констатировать, что требует разрешения и другой немаловажный вопрос, обусловленный необходимостью уяснения содержательного статуса специальных знаний, носителем которых в судопроизводстве является специалист. Осуществление научно-обоснованного разграничения между знаниями специалиста и знаниями эксперта необходимо уже потому, что анализ и теории судебной практики свидетельствует о встречающейся неоднозначной оценке правового статуса названных сведущих лиц как следствие имеющих место фактах либо непонимания, либо игнорирования процессуального различия между познаниями специалиста и познаниями эксперта.

Специалист как процессуальная фигура должен соответствовать следующим требованиям: а) не быть лицом, заинтересованным в деле; б) являться носителем специальных знаний; в) являясь носителем научных и технических, в том числе не общеизвестных судопроизводству правовых знаний, должен также обладать умениями и навыками; г) в процессе участия в следственных и судебных действиях должен содействовать дознавателю, следователю, суду в собирании, исследовании и оценке доказательств, а также в применении технических средств.

В литературе интерпретация понятия "специалист" во многом зависит от того содержания, которое различные авторы вкладывают в характеристику его специальных знаний. Так, с точки зрения П.П. Ищенко, специалист в уголовном судопроизводстве - это лицо, обладающее знаниями и навыками, привлекаемое органом дознания, следствия, прокурором или судом для содействия в обнаружении, закреплении и изъятии доказательств. По мнению Т.В. Аверьяновой и Е.Р. Россинской, специалист - это "сведущее лицо, вызываемое следователем (судом) для участия в следственных (судебных) действиях в целях содействия следователю (суду) в обнаружении и изъятии доказательств". Определение специалиста дано и в Большой советской энциклопедии в следующей редакции: "Специалист в уголовном процессе - лицо, знания, навыки которого в определенной профессии (специальности) используются при собирании и фиксации доказательств" [10, c. 313]. "Специалистом может быть лицо, - считают В.К. Лисиченко и В.В. Циркаль, - обладающее научными, техническими или иными профессиональными знаниями и навыками, привлекаемое к участию в следственном действии для содействия в обнаружении, закреплении, изъятии доказательств и дачи пояснений по специальным вопросам".

Несколько иное, более расширительное толкование функций специалиста мы обнаруживаем в ряде других определений. В частности, А.И. Винберг считал, что "специалист - это не подменяющее следователя, сведущее в определенной области лицо, призванное своими специальными познаниями помочь следователю во всех тех случаях, когда по вопросам, имеющим значение для дела, требуется его помощь, и когда при этом нет необходимости в назначении следователем экспертиз" [11, c.32]. По мнению Р.С. Белкина, специалист - это сведущее лицо, привлекаемое следователем (судом) для участия в следственных (судебных) действиях для содействия в собирании, исследовании, оценке и использовании доказательств [12, c. 217]. Авторы Криминалистической энциклопедии характеризуют специалиста как "лицо, обладающее специальными знаниями и навыками, привлекаемое лицом, производящим дознание, следователем, судом или судьей для участия в следственных (судебных) действиях с целью оказания содействия в собирании, исследовании и оценке доказательств, а также осуществления справочно-консультативной деятельности". О.Д. Ким, в свою очередь, определяет специалиста как "сведущее лицо, обладающее необходимыми специальными познаниями, достаточными для дачи консультаций и справок работникам органов предварительного расследования и суда, а также оказания им содействия в обнаружении, фиксации, изъятии, сохранении, исследовании доказательств и в оценке их относимости" [13, c. 61].

Столь подробное освещение существующих определений понятия "специалист" нам понадобилось для констатации расхождения в позициях ученых, имеющего, на наш взгляд, принципиальное значение. В первом случае, как нетрудно заметить, авторы сводят функции специалиста к обнаружению, собиранию, изъятию и фиксации доказательств. Во втором мы видим наличие, наряду с приведенными, функции исследования и оценки доказательств, а также возможность осуществления справочно-консультативной деятельности. В связи с изложенным возникают естественные вопросы: насколько жестко, с точки зрения процессуального закона, "привязана" деятельность специалиста к участию в следственных (судебных) действиях, и какова степень самостоятельности специалиста при осуществлении собственных функций, если таковая признается изначально? Ответы на эти вопросы дают возможность в определенной мере глубже уяснить процессуальный статус специальных знаний специалиста и, соответственно, вести речь об их разграничении со специальными научными знаниями, которыми наделяется судебный эксперт.

В литературе известна позиция, заключающаяся в том, что "деятельность специалиста является составной частью следственного действия, фактически одним из процессуальных и тактических средств его проведения". Комментируя эту позицию, В.К. Лисиченко и В.В. Циркаль пишут: "Анализ обязанностей специалиста приводит к выводу о том, что при участии в следственном действии его роль заключается в оказании следователю квалифицированной профессиональной помощи в форме конкретных рекомендаций, применения научно-технических средств, методов и приемов для обнаружения, закрепления и изъятия доказательств или дачи пояснений по специальным вопросам, возникающим в ходе осуществляемых совместно со следователем действий".

Именно на таких взглядах в литературе основывается вывод о том, что процессуальной особенностью доказательственной деятельности специалиста является отсутствие в большинстве случаев какого-либо специфически оформленного ее результата. Она как бы растворяется в доказательственной деятельности следователя и суда и ее результатах; о ней свидетельствуют лишь запись в протоколе следственного действия (судебного заседания) об участии в нем специалиста, его заявления, сделанные при этом, и, наконец, его подпись в протоколе следственного действия.

Соглашаясь в целом с авторами изложенной позиции о необходимости рассмотрения процессуальной деятельности специалиста в рамках осуществляемых следователем (судом) следственных (судебных) действий, мы не можем согласиться с тезисом о ее "растворении" в доказательственной деятельности следователя (суда). Более того, участие в этой деятельности отнюдь не обезличивает специалиста, а, наоборот, требует в отдельных случаях обязательной фиксации проделанной им работы. Этими случаями надо назвать проведение исследования материалов дела с отражением его хода и результатов в протоколе либо официальном документе, приобщаемом к уголовному делу в порядке, предусмотренном ч. 8 ст. 203 УПК РК. Согласно этой норме, "если в ходе производства следственного действия по результатам исследования специалиста им был составлен официальный документ, этот документ прилагается к протоколу, о чем в протоколе делается соответствующая запись". Таким образом, ход и результаты исследования специалиста фиксируются в самостоятельном документе, прилагаемом к протоколу, а информация, отраженная в нем, может быть признана судом доказательственной, наряду с информацией, содержащейся в протоколе следственного действия. Данный факт свидетельствует о том, что специалист как процессуальная фигура приобретает самостоятельный статус в доказывании вне производства следственного (судебного) действия, а информация, получаемая им в ходе исследования и оценки доказательств, может служить источником доказательств, на что в специальной литературе традиционно не обращается внимания. Наиболее выпукло процессуальная роль специалиста выражена в гражданском процессуальном законодательстве республики, которое предусматривает не только участие специалиста в производстве процессуальных действий и в судебном разбирательстве, используя специальные знания, навыки и научно-технические средства (ч. 4 ст. 99 ГПК РК), но и возможность дачи консультаций (пояснений) в письменном виде (ч. 1 ст. 207 ГПК РК). Учитывая, что источниками доказательств являются протоколы процессуальных действий и "иные документы", к которым без каких-либо ограничений можно отнести письменные консультации специалиста, роль последнего в процессе, по нашему мнению, не только не "растворяется", но приобретает оттенок самостоятельности, что никогда не признавалось в процессуальной и криминалистической литературе [14].

Именно поэтому, а также в связи с отсутствием четкой правовой дифференциации понятий "специальные знания" и "специальные научные знания", поскольку первое понятие по своему содержанию шире и может включать в себя научные знания, возникает необходимость их разграничения с точки зрения оценки юридического статуса специалиста и судебного эксперта.

ЛИТЕРАТУРА

1. О судебной экспертизе: Закон РК от 12 ноября 1997 г. // Справочно-правовая система «Юрист» версия 5.1.

2. Уголовно-процессуальный кодекс РК от 13 декабря 1997 г.// Справочно-правовая система «Юрист» версия 5.1.

3. Белкин Р.С. Курс советской криминалистики: В 3 т. Т. 2: Частные криминалистические теории. - М.: Акад. МВД СССР, 1978. – 302 с.

4. Эпсман А.А. Заключение эксперта (Структура и научное обоснование). - М.: «Юрид. лит.», 1967. – 150с..

5. Зуев Е.И. Непроцессуальная помощь сотрудника криминалистического подразделения следователю. - М., 1975. – 189с.

6. Надгорный Г.М. Гносеологические аспекты понятия "специальные знания" // Криминалистика и судебная экспертиза. - Киев: «Вища шк.», 1980. - №21. - С. 42.

7. Лисиченко В. К., Циркаль В. В. Использование специальных знаний в судебной практике: Учеб. пособие. - Киев: «Киев», 1997. – 240с.

8. Шиканов В.И. Актуальные вопросы уголовного судопроизводства и криминалистики в условиях современного научно-технического прогресса. - Иркутск, 1978. – 320 с.

9. Исаев А.А. Теоретические и правовые проблемы применения специальных познаний для квалификации преступлений. - Алматы: «Жети жаргы», 1999. – 180с.

10. Ищенко П.П. Специалист в следственных действиях (уголовно-процессуальные и криминалистические аспекты). - М., 1995. – 140с.

11. Винберг А.И. Специалист в процессе предварительного следствия.// Соц. законность. - 1961. - № 9. - С. 32.

12. Белкин Р. С. Криминалистическая энциклопедия. - М.: Изд-во БЕК, 1997. – 351с.

13. Ким О.Д. Проблемы и пути совершенствования расследования дорожно-транспортных происшествий на основе научных знаний: Дис. д-ра юрид. наук. - Бишкек, 1998. – 80 с.

14. Гражданский процессуальный кодекс РК от 13 июля 1999 г. // Справочно-правовая система «Юрист» версия 5.1.