Главная  | О журнале  | Авторы  | Новости  | Конкурсы  | Научные мероприятия  | Вопросы / Ответы

Писатель-путешественник В.К. Арсеньев: художественная натурфилософия

К содержанию номера журнала: Вестник КАСУ №2 - 2009

Автор: Гурленова Л.В.

Владимир Клавдиевич Арсеньев (1872-1930) - автор широко известных произведений “Дерсу Узала” (1923), “В дебрях Уссурийского края” (1926), “Сквозь тайгу” (1930). Он вошел в русскую литературу как истинный знаток природы, изучивший ее во время своих многочисленных экспедиций. В течение 30 лет (1900-1930) он исследовал обширные территории Дальнего Востока: изучал растительный и животный миры, горную систему Сихотэ-Алиня, жизнь, религиозные представления аборигенного населения, обследовал Камчатку, Командорские острова, Авачинский вулкан. В 1920-х годах был избран профессором кафедры географии, этнографии и краеведения Дальневосточного университета. Продолжая традиции “комплексно-географических исследований” русских ученых путешественников Н.М. Пржевальского, Н.Н. Миклухо-Маклая [1], Г.Н. Потанина, П.К. Козлова, самостоятельно изучал различные науки, помогающие системно описать состояние природного мира и отношение к нему аборигенов. Он был географом, ботаником, зоологом, геологом, химиком, археологом, этнографом, автором 62 серьезных научных работ - ученым-энциклопедистом, склонным к философскому осмыслению явлений, одаренным образным восприятием мира.

Нужно заметить, что вообще синтез естественнонаучного описания, философского размышления и элементов художественного изображения отличал в середине и во второй половине ХIХ века не только работы ученых-естествоиспытателей (Н.М. Пржевальского, П.П. Семенова-Тян-Шанского), но и писателей, например, А.И. Герцена (“Письма об изучении природы”). Это содействовало тому, что в русском искусстве словесности сложилась самостоятельная линия - научно-художественная литература. Она отражала эпоху, когда в обществе увеличивалась роль науки.

На рубеже веков обладание писателями естественнонаучными знаниями трактовалось уже расширительно и не связывалось лишь с литературой путешествий. Дж. Рескин, например, чьи труды в России были широко известны в этот период, писал, что для понимания правды искусства нужно разбираться в законах природы, обладать естественнонаучными знаниями (“Тернер столь же геолог, сколь и художник” [2]). В этом же были убеждены многие писатели 1910-20-х годов, например, такие разные в художественном творчестве русские писатели ХХ века, как Вяч. Шишков и П. Драверт. Последний писал М.К. Азадовскому, автору книги о В. Арсеньеве: “Мне кажется, что писатели недалекого будущего обязательно должны пройти через горнило естественных наук. Тогда их произведения будут гораздо более убедительными” [3]. Произведения о путешествиях Н.М. Пржевальского и П.П. Семенова-Тянь-Шанского, других писателей-естествоиспытателей, таким образом, первыми обнаружили новое эстетическое качество литературы - отражение научного понимания устройства природной и общественной жизни и спроецировали его на широкий пласт отечественной литературы.

Произведения о путешествиях и общественная атмосфера 1920-1930-х годов. Обширная литература о путешествиях, синтезирующая принципы художественного повествования и научного анализа, складывается в стране в 1920-1930-е годы. Ее появление, особенности становления, идеи и художественная форма были обусловлены качественно новой в развитии государства эпохой.

ХVII-ХIХ века в России были временем открытия новых земель, до ХХ века они оставались почти совершенно не тронутыми цивилизацией. В 1920-е годы началось их активное, широкомасштабное освоение. Это касается, прежде всего, северных территорий страны. Ведется интенсивный поиск полезных ископаемых, обустраиваются промыслы, строятся крупные промышленные комплексы, прокладываются северные морские и воздушные пути. Учеными осваиваются Северный и Южный полюсы, Арктика и Антарктида.

Обживание человеком новых земель требовало их изучения, описания и, в конечном счете, представления в литературе. В связи с этим формируется социальный заказ, который морально и материально поддерживает государство. От писателей ждут поддержки планов индустриального освоения отдаленных районов. Писатели путешествуют в составе ученых экспедиций и, так сказать, в индивидуальном порядке: В. Арсеньев, П. Низовой, А. Яковлев, М. Пришвин, И. Соколов-Микитов, Вяч. Шишков, А. Веселый, Л. Сейфуллина и другие. Так, А. Веселый весной 1927 года под парусом и на веслах проплыл по Чусовой, Каме и Волге до Каспия, затем направляется в Сибирь, чтобы проплыть по рекам от южной границы сибирских территорий России до Ледовитого океана и "посмотреть на месте кара-киргиз, табаринских татар, рыбаков и охотников тайги и тундры, коней, верблюдов, орлов, собак..." [4].

Неожиданной стороной выполнения литературой социального заказа было то, что многие писатели заинтересовались не столько возможностями индустриализации территорий, сколько их природным миром. Это активизировало тему природы в литературе [5].

Сформировался обширный массив произведений, авторы которых открывали природу не как материал для строительства новой жизни, а как громадный самостоятельный богатый мир, в котором человек является лишь его частью. Путешествуя, наблюдая и описывая реальную естественную жизнь, писатели, часто неожиданно для себя, выполнили важную для природы “сберегающую функцию”: они поддерживали диалог с природой, в котором открывали для себя ее красоту и смысл, ее величие и зависимость от нее человека, понимали многосторонность чувственных связей человека с естественным миром. Следовательно, рожденная практикой активного индустриального освоения земель, литература путешествий создавала внутреннюю, очень весомую оппозицию антропоцентристской идее, развивала художественные формы изображения природы.

Эту линию в литературе активно поддержал М. Горький, несмотря на то, что в своем философском понимании природы был антропоцентристом, причем, антропоцентристом радикального толка. По личной инициативе М. Горького с середины 1920-х годов “собирается” литература о путешествиях и делаются заявки на ее издание ГИЗу; предложение об участии в подобных изданиях получили, например, В. Арсеньев, М. Пришвин.

Что же побудило М. Горького поддержать своих оппонентов? Прежде всего, то, что он увидел в литературе путешествий, “охраняющей” природу, могучий источник глубоких пат-риотических чувств: ведь писатели изображали многочисленные, разнообразные природно - климатические зоны, богатство и просторы страны, которой можно и должно было гордиться. Обретение же народом чувства национальной гордости, считал М. Горький, является первейшей жизненной необходимостью после разрушительных событий 1914-1921 годов, без него невозможно строительство великой страны. В подобной оценке роли произведений о природе в современной литературе с М. Горьким были солидарны писатели самых разных идейных ориентаций: как ратующие за технически развитую Россию (А. Платонов, Л. Леонов в “Саранче” и “Соти”) или, в более мягком варианте, обновленную Россию (К. Паустовский, М. Пришвин), так и защитники крестьянского, патриархального уклада жизни (прежде всего, С. Клычков, роман которого “Чертухинский балакирь” М. Пришвин в письме М. Горькому назвал “неврастеничной” “злобой на цивилизацию” [6]).

Кроме того, в произведениях о природе М. Горький видел средство воспитания новой социалистической личности. Поставив перед обществом подобную задачу, он создает в начале 1930-х годов долгосрочную издательскую программу: пишет статью “О темах” (1933), в которой предлагает план издания литературы для детей (в своей идее создания нового человека М. Горький возлагал надежды, прежде всего, на молодое поколение). План предполагал подготовку и издание произведений о природе, технике и человеке. Основными темами литературы, по М. Горькому, должны были стать “Земля”, “Воздух”, “Вода”, “Растение”, “Животное”, “Человек”, “О том, как наука сделала людей великанами” и др. В изложении программы удивительным образом сочетались уважительный интерес к устройству многообразной природной жизни и автотрофная идея возвышения человека над природными законами: “новый” человек должен был исследовать природный мир, чтобы понять его законы, затем совершить открытия в области техники и благодаря им “удлинить”, “углубить” свое зрение, усилить слух, увеличить возможности ног и рук. По М. Горькому, это все необходимо человеку, чтобы победить природу в лице стихий, болезни и смерти [7].

Необходимо заметить, что издательская программа М. Горького, если отвлечься от ее итоговых целей, является во многом обобщением практики отечественной литературы предыдущего десятилетия - 1920-х годов, когда писатели действительно много сделали для пропаганды научно-естественных знаний. Объективно этими произведениями прививалось читателю и “чувство природы”.

Переиздавались книги о природе, написанные детскими писателями в ХIХ-начале ХХ века, поставившими цель воспитания эмоционального мира и ума ребенка, “чувства природы”. Назовем хотя бы следующие произведения: “Мирские захребетники”, “Из жизни рус-ской природы” М.Н. Богданова, сборник рассказов “Из русской жизни и природы”, “Географические рассказы” Е.Н. Водовозовой, “Ясное солнышко и другие рассказы” К.В. Лукашевич, “Муравьи и другие рассказы и стихи для детей” М.А. Львовой, “Золотой дом” В.Г. Малахиевой-Мирович, “Наши зеленые друзья”, “Наши зверьки”, “Наблюдайте природу!” Е.Е. Горбуновой-Посадовой, хрестоматию “Кругом света”, “Гуманитарно-зоологическую хрестоматию” и сборник “Друг животных” И.И. Горбунова-Посадова, сборник “В дебрях Крыма” С.А. Качиони.

Спрос на такого рода произведения был настолько велик, что в эти годы переиздаются и многие естественнонаучные работы прошлого века, популяризирующие знания о природном мире и воспитывающие в читателе уважение к живому: Д.Н. Кайгородова (“Из царства пернатых. Популярные очерки из мира русских птиц”, 1923; “Из родной природы”, 1921; “Беседы о лесе”, 1930 и др.), Е.А. Елачича (“О происхождении домашних животных”, 1924; “О вымерших животных. Пресмыкающиеся”, 1923; “О происхождении птиц и о вымерших птицах”, 1924), А.Н. Бекетова и др. Природа представлялась в них, чаще всего, как сорядовое человеку явление, образующее с ним единый живой мир, стройное гармоничное целое.

В 1920-е годы это направление поддерживается публикацией художественных исследований жизни природы В. Арсеньева, М. Пришвина, И. Соколова-Микитова, П. Низового, А. Яковлева.

Этюды о жизни природы с сильными тенденциями естественнонаучного описания, предназначенные для детей или взрослого читателя, мы находим в творчестве любого крупного писателя этих лет, независимо от его философского понимания природы. Это очень интересный факт, который свидетельствует о том, что природа сохраняет свое значение как объект художественного познания в литературе в целом, а не в каком-то отдельном ее направлении.

Итак, к середине 1920-х годов в стране сформировался широкий спрос на книги о путешествиях, которые начали активно издаваться. Поэтому материалы многих путешествий, осуществленных до революции, были также опубликованы именно в это время, а не раньше, когда спроса на них не было. Характерно, что, например, В. Арсеньев много путешествовал с конца прошлого века, а его художественные произведения и научные труды публикуются, в основном, с начала 1920-х годов [8] (исключение составляют несколько научных трудов: “Краткий военно-географический и военно-статистический очерк Уссурийского края”, “Шаманство у сибирских инородцев и их анимистические воззрения на природу”, “Этнологические проблемы на востоке Сибири” и некоторые другие). М. Пришвин, издав две свои большие книги в первое десятилетие ХХ века, стал много путешествовать и издавать произведения также с начала 1920-х годов.

Натурфилософия В. Арсеньева. Художественное творчество В.К. Арсеньева - явление, характерное для литературы путешествий 1920-1930-х годов с точки зрения идей, высказанных автором, и художественной формы.

В. Арсеньев описывает природу “глазами естествоиспытателя” (терминология В.Ф. Саводника), М.К. Азадовский подчеркивает, что ему было свойственно чувство природы [9]. Что можно вкладывать в это понятие? Рассмотрим это.

Во всех своих книгах В. Арсеньев главное значение отводил природному сюжету, который воссоздавал движение календарного цикла от лета к зиме и наоборот; человеческая жизнь изображалась помещенной в условия природной жизни и была отнесена на второй план повествования. Подобное размещение материала в произведении свидетельствовало о понимании писателем природной жизни как базовой, а человеческой - как включенной в природную жизнь и зависимой от нее. Это исходный тезис, объясняющий характер натурфилософии В. Арсеньева.

“Чувство природы” В. Арсеньева выражается в философской, эстетической, этической проблематике.

Главенствующее значение в позиции В. Арсеньева имеют философские аспекты, которые обладают онтологической (признание фундаментальности диалектических связей человека и природы), гносеологической (познание взаимодействия человека и природы) и этико-эстетической направленностью.

Активность философской проблематики обусловила особую роль в произведении автора. Автор - активный персонаж, часто высказывающий свои мысли в форме дневниковых записей или в авторских отступлениях. Он размышляет о законах, общих для всех форм природной жизни, изображает явления в связи их с другими, то есть осмысляет видимое как целостный природный комплекс. Иллюстрацией этого может служить короткое описание из книги “Дерсу Узала”: “Небольшие долинки, обставленные невысокими остроконечными сопками, покрытые лиственным редколесьем, весьма удобны для поселений небольшими ху-торами. Прибрежные возвышенности состоят из фельзитовых порфиритов, поверх которых лежат слои вулканических туфов” [10].

Таким образом, можно заключить, что в видении природы в произведениях В. Арсеньева преобладает целое над частным, и это объясняет любовь автора к большим картинам-панорамам или, по терминологии литературоведа ХIХ века К.К. Арсеньева, к пейзажам - целым картинам [11]. В широких пространствах размещаются, ничего не “ущемляя”, не обедняя, предметы, существа, “вписываются” природные явления; каждому находится свое место, своя роль, и все вместе они передают величественность и внутреннюю противоречивость природной жизни, которая предстает в таких пейзажах как органическая цельность. Природная картина рисуется им часто сверху, с большой высоты, как бы с неба или из космоса; она передает целостность, единство органической и неорганической жизни; аналитичность научной мысли не подавляется художественным виденьем.

В. Арсеньев видел природу как вечно обновляющийся, находящийся в непрерывном движении организм. Именно поэтому особо важны в его произведениях мотив движения, ритмы природных изменений. Писатель описывает изменения природных явлений, динамику их взаимосвязи - как спокойно совершающиеся, так и бурные порывы в них, напряженный ритм (движение вод реки, океана, водопада, воздушных потоков, сезонные и погодные из-менения и др.) - и невидимые глазом или растянутые в большом историческом времени, то, что И.В. Страхов называет скрытым динамизмом в описаниях природы [12]: “...Таким образом часть побережья, прилегающая к означенному мысу, является местом, где пересекаются две тектонические линии. Вот почему поблизости образовался глубокий провал, именуемый Советской гаванью; вот почему здесь чаще всего бывают землетрясения...” (“Сквозь тайгу”) [13]. Закон непрерывного движения, постоянного и вечного изменения писатель считал условием жизни любой материи, и в этом он - явный последователь диалектического материализма.

Этим свойством, видимым в природе писателем, объясняется его пристрастие к изображению динамичных картин природной жизни, центром которых становятся явления, вызывающие многочисленные, всеохватывающие изменения: закаты и рассветы, передающие изменения в природе, связанные с уходом и приходом на землю солнца, “собирание” грозы и сама гроза, захватывающая одухотворенную и неодухотворенную природную материю, наводнения, шире - природные стихии.

Философский взгляд на природные явления привел В. Арсеньева к выводу, что природа - сложно организованное целое, объединяющее жизнь мертвой и живой материи, равно важных для этого целого. Участие в процессе движения, переход из одного качества в другое, наличие срока жизни и смерти придают мертвой материи значение живой. Можно определенно сказать, что писатель был расположен к гилозоизму, и это не является случайным, так как гилозоизм, по утверждению философов, очень часто сопровождает пантеистически окрашенную натурфилософию. Для В. Арсеньева, по словам И. Кузьмичева, “равноценны и звезды, и камни, и звери, и реки, и леса, - и каждое явление и существо имеет ... свое положение в иерархии жизни и смерти” [14].

Из этого научного вывода вытекает другой - эстетического и этического свойства. По В. Арсеньеву, природа являет собою такое совершенство, которое никогда не сможет создать человек, каких бы высот в своем нравственном и интеллектуальном развитии он бы не достиг, поэтому она должна вызывать у человека чувство высочайшего благоговения. И. Кузьмичев заметил интересный факт: книга В. Арсеньева “Дерсу Узала”, в которой, по сути, провозглашается “этика благоговения перед жизнью”, написана в 1923 году, как и известная работа А. Швейцера “Культура и этика”, в которой был сформулирован этот принцип (с. 171). Это верное наблюдение, верное в том, что русский писатель действительно неоднократно высказывал мысль о необходимости благоговейного удивления, почитания человеком жизни и красоты природы не только в названной книге, но и других, и делал это не вслед за А. Швейцером, а параллельно с ним. Это типологическая общность решения проблемы отношений человека и природы в современном мире.

И. Кузьмичев в своем исследовании творчества писателя также заметил, что мысль о грандиозности бессловесного мира, которую высказывал в своих работах Н.М. Пржевальский, была осознана В. Арсеньевым еще в первых его работах начала века и не оставляла его до конца жизни (с. 78-79).

Данный аспект натурфилософии В. Арсеньева выводит нас в проблему отношений автора и героя, поскольку подобное, благоговейное, отношение к природе высказывает, прежде всего, любимый герой автора - “природный”, “лесной” человек, абориген Дерсу Узала, и именно его точка зрения оказывается близкой автору. Дерсу Узала - язычник, преклоняющийся перед природой и почитающий ее: не только тигра - тотемного животного, не только, шире, живую природу, но природу в целом, ее силы и законы. Именно поэтому, по словам автора, Дерсу был частью природы и не чувствовал своей зависимости от нее, как это чувствовал цивилизованный человек; поэтому же он обладал более верными знаниями природы, чем образованный человек: “При всем своем антропоморфизме он был прав и судил о вещах так, каковы они есть на самом деле” (“Дерсу Узала”; т. 2, с. 77).

Пантеистическому взгляду на природу посвящен очерк В. Арсеньева “Шаманство у сибирских инородцев и их анимистические воззрения на природу” (Харбин, 1916). Обращает внимание явная перекличка названия работы с названием известного труда А.Н. Афанасьева “Поэтические воззрения славян на природу”. Действительно, очерк В. Арсеньева в целом продолжал это направление работы русских фольклористов, не повторяя методики исследования знаменитого предшественника. Это этнографический очерк, содержащий описание обычаев и верований аборигенного населения Сибири, вопрос об анимизме в восприятии природы в нем - центральный, он объединяет все остальные. Основным свойством анимистического мировоззрения автор считает восприятие природного мира как одушевленного: “... все в природе живое органическое целое. Сама земля - огромное живое существо... и все на ней живое (...) Быстро бегущая река - тоже живая сила” [15].

Отдельные сведения о воззрениях местного населения на природу содержатся в таких работах В. Арсеньева, как “Краткий географический очерк Уссурийского края (геология, леса, фауна, климат, русское население, малые народности)”, “Первобытная культура” (1921-1922), “Ледниковый период и первобытное население Восточной Сибири” (1929), “Лесные люди - удэхейцы (внешний облик, общественный строй, миросозерцание” (1926) [16], в книге “Сквозь тайгу” описываются поверья орочей о лесных духах, растительности и животных. Это вопрос, на протяжении длительного времени занимавший писателя.

Древнее почитание природы, по автору, гораздо более разумно, чем претензии современного человека быть ее хозяином, повелителем, а в условиях развивающегося кризиса природной среды, приметы которого В. Арсеньев видел уже в начале века, оно спасительно.

Философия природы в 20 веке невозможна без решения вопроса о характере цивилизации, понимания прогресса. Природа и цивилизация - во многом антиномичные понятия в мировоззрении писателя. Современный цивилизационный путь он понимал как разрушительный, поддерживающий утилитарно-потребительские настроения и поэтому неверно избранный человечеством. Дело было не в неприятии В. Арсеньевым идеи научно-технического развития, он не видел в нем как таковом опасности разрушения природного земного мира; опасность, по нему, заключалась в человеке, в его отношении к природе, шире - в его духовных качествах. Современный человек - потребитель, неумный, жестокий, главные отличительные свойства которого - громадные претензии быть избранным на земле, жизнь потребностями лишь короткого времени собственной жизни, данного момента. Эти роковые его качества, отличающее его от природы, способны привести планету к гибели при условии, что возможности человека неизмеримо возрастут с развитием науки и техники. Как М. Горький в “Несвоевременных мыслях” защищал идею первичности культурной революции, которая должна была предшествовать революции социальной, так и В. Арсеньев считал, что прежде чем начать научно-техническую революцию, необходимо совершить радикальные изменения духовного мира человека.

Черты человека будущего он видел в современной жизни, но как бы в рассредоточенном виде. Он предполагал полезным объединить пантеистическое преклонение перед природой, сохраненное в аборигенах, и гуманизм широко образованного человека, владеющего научным знанием о жизни природы, синтезируя, таким образом, черты своего любимого героя Дерсу и автобиографического повествователя. И. Кузьмичев замечает, что образ автора - гуманиста, просветителя, труженика - не только автобиографический, но и типический образ, обобщающий черты путешественников, ученых прошлого: Г. Невельского, Н. Пржевальского [17]. Черты совершенного человека, по автору, - исключение в современном мире, абсолютное большинство населения которого, как аборигены - браконьеры, так и “цивилизованные” европейцы являются по своей натуре хищниками. “Грустное впечатление я вынес из этой экскурсии, - пишет автор в книге “По Уссурийской тайге”. - Куда ни взглянешь, всюду наталкиваешься на хищничество. В недалеком будущем богатый зверем и лесами Уссурийский край должен превратиться в пустыню” (с. 341).

Следовательно, В. Арсеньев предлагал двухступенчатую теорию прогресса, в которой первостепенной задачей видел изменение духовного облика человека.

Натурфилософия В. Арсеньева включает и вопрос об отношении природы к человеку. В его понимании, она - суть самостоятельное, не предназначенное специально для удобств человека явление. Поэтому вызывает у него не только чувство восхищения, но и страха: “По отношению к человеку, - пишет В. Арсеньев в книге “По Уссурийской тайге” - природа безжалостна. После короткой ласки она ... как будто нарочно старается подчеркнуть его беспомощность. Путешественнику постоянно приходится иметь дело со стихиями: дождь, ветер, наводнение, гнус, болота, холод, снег и т.д. Даже самый лес представляет собою стихию. Дерсу не находился под влиянием природы. Он скорее был в соответствии с окружающей его обстановкой” (с. 230).

В. Арсеньев много размышляет об этом в своих произведениях, приходя к выводу, что природа для древнего человека была колыбелью в большей степени, чем для современного, но по мере своего развития человек все более отпадает от природы и ощущает ее как враждебную силу. Он становится мало приспособленным для жизни в природе. Не природа виновата в том, что человеку неуютно жить, а сам человек - это одна сторона вопроса. Другая - природа обладает жестокими стихийными силами, от которых страдают все природные организмы. Стихии, однако же, являются необходимой частью целого природы, они объективно выполняют созидательную роль, поскольку заставляют совершенствоваться различные формы жизни, усиливая в себе приспособляемость, живучесть.

Писатель не считает поэтому стихии отражением безобразного, они так же несут в себе прекрасное, как и явления покоя, можно даже заметить, что они вызывают у него больший эстетический восторг, чем состояния гармонии и покоя. Взгляд ученого и писателя видел в природе законы и порядок даже там, где хаос и беспорядок. Интересно в связи с этим вспомнить, что В. Арсеньев является автором очерков “Смерч около реки Тумнина” и “Шаровая молния”. В книгах о путешествиях часто описывает стихии, которые предстают, по словам самого автора, как “мрачные, но полные величественной красоты” картины (“Сквозь тайгу”, с. 38):”В виде страшного лохматого чудовища налетела туча над землей, протянув вперед свои лапы и стараясь как бы схватить весь небосклон. От рева его содрогалась земля, и из пасти вылетали длинные языки пламени. Вдруг на земле сразу сделалось сумрачно - чудовище поглотило солнце. Несколько крупных капель упало на землю; деревья сердито зашумели и все разом качнулись в одну сторону. Вслед за тем хлынул ливень вместе с градом. Молнии прорезывали темные тучи, сильные удары грома сотрясали воздух, отчего дождь шел еще сильнее. Эхо вторило им в горах и широкими раскатами перекидывалось через все небо от одного облака к другому” (“Сквозь тайгу”, с. 37).

Понимание красоты в книгах В. Арсеньева созвучно эстетике, отражающей пантеистическое мировидение, например, Дж. Рескину, работы которого были широко известны в России начала 20 века: “Да и едва ли в чистой неиспорченной природе, - пишет Дж. Рескин, - существует уродство: существуют только различные степени красоты или такие незначительные и редкие контрасты, от которых все окружающее кажется еще более прекрасным...” [18]. Подобное понимание красоты сохраняется и в искусстве пантеистической окраски 20 века, что иллюстрируют публицистические, философские и художественные произведения Н. Рериха. В статье 1941 года “Смерч” он пишет, перекликаясь с близким по названию очерком В. Арсеньева: “Красиво зарождение смерчей. Вспухнет пучина, а сверху уже тянется облачный палец. Ищет соединения. Ближе и ближе, темнее и явственнее. И вдруг строится столб. Чудесно, как в театре, и не приходит на ум, что эта чудесная декорация может обрушиться” [19].

К подобному пониманию красоты стихийных природных сил были расположены П. Низовой, А. Яковлев, М. Пришвин, а также менее известные писатели, например, К.В. Дубровский, который поэтизировал грозную природу, видя в ней источник духовных сил человека [20] (примечательно, что он является автором биографических книг о русских ученых и путешественниках: Д. Менделееве, Г. Потанине, В.В. Пассеке - авторе научно-популярного сборника “Очерки России”).

Разрушительные и созидательные силы природы являются диалектическим единством, от которого зависит жизнь, считает В. Арсеньев, поэтому научно несостоятельна задача уничтожения стихий для улучшения природной среды. Однако писатель не отказывался от возможности частного вмешательства человека в устройство своей среды, чтобы сделать ее более удобной для жизни.

На протяжении всех лет работы по исследованию Дальнего Востока В. Арсеньев остро ставил проблемы сохранения окружающей среды. Вообще ни один писатель условно названного нами пантеистического направления в русской литературе не обойдет вниманием названную проблематику. Это - типологическая общность их позиции.

Названия очерков В. Арсеньева дают представление о темах внутри проблемы сохранения окружающей среды: “Дельфиний промысел”, “Искатели женьшеня в Уссурийском крае”, “Тихоокеанский морж”, “Охота на соболя”. Действительно, понимание охоты, отношение к растительности и животным, чаще всего редким, известным только в Уссурийском крае - основные темы природозащитной проблематики.

Экологически ориентированными являются описания флоры и фауны Дальнего Востока, региона интенсивного освоения человеком. Автор подробно описывает существа растительного и животного мира, размышляя о том, что “в недалеком будущем богатый зверем и лесами Уссурийский край должен превратиться в пустыню” (“По Уссурийской тайге”, с. 341). А в дневнике 1906 года В. Арсеньев пишет: “Какой эгоист человек! Какое он хищное животное! Как бы процветала фауна и флора, если бы человека не было! И он еще осмеливается называть себя царем земли, царем природы. Нет, он бич земли! Это самый ужасный хищник, беспощадный, свирепый, ужасный” [21].

В произведениях В. Арсеньева описаны: первобытный лес (даурская лиственница, аянская ель, береза Эрмана, пробковое дерево, корейские кедры, маньчжурский ясень, тис, тополь, кедр, липа), подлесок (жасмин, элеутерококк, лещина, лианы, амурский виноград, па-поротники, астрагал, ольха, боярышник, рябина, жимолость), звери (тигры, рыси, медведи, красные волки, лисы, куницы, хорьки, соболи, росомахи, выдра, барсуки, изюбр, дикие козули, свиньи), птицы (морянка, оляпка); автор создает целые очерки - художественные монографии о животных и растениях, полно описывая их как вид, например, сибирскую козулю: внешний вид, где водится, поведение, отношения с другими животными и т.д.); дикую кошку (размеры, внешний вид, образ жизни, распространение, возможности приручения), кольчатого тюленя, пятнистого оленя, красного волка, выдры и др.

А в письме профессору Б. Житкову, с которым находился в дружеской переписке, от 22 марта 1924 года, В. Арсеньев расширяет приведенный ряд, сообщая, подробные сведения о каких животных у него имеются: “У меня есть много сведений о пятнистом олене, тигре, изюбре, леопарде, рыси, соболе, росомахе, медведе, волке, северном олене, кабанах, нерпах, кабарге, диких козах и т.д. Кроме того, у меня есть кое-какие наблюдения над змеями, птицами и морскими блохами-бокоплавками [22].

В. Арсеньев подробно описывает действительно богатейший природный мир Дальнего Востока, Маньчжурии, особенно интересный в соседстве с пустынными землями Монголии. На это в свое время обратил внимание Н. Рерих. В статье “Насаждения” (1935) он делает глобальный экологический вывод о причастности древнего человека к появлению пустынь, на-пример, в монгольской Азии, соседствующей с процветающей Маньчжурией, и приводит древнюю легенду, объясняющую многообразие природных форм в Маньчжурии: “При сотворении мира все страны получили свою растительность и животный мир, но Маньчжурия была почему-то забыта. Тогда ангел воззвал к богу об этой забытой стране. А Господь ответил: “Посмотри, что у тебя осталось в мешке, и вытряхни все остатки”. Оттого-то так в Маньчжурии неожиданно разнообразны растительность и животный мир. Странно сочетались образцы и жаркого, и северного климата” [23].

Богатство описанного В. Арсеньевым из природного мира приводит к выводу, что писатель был гораздо более дальновидным в области экологии, чем многие его именитые современники. Он считал, как и его предшественник в экологической проблематике К. Леонтьев, необходимым сохранить разнообразие природы, которое он понимал как условие устойчивости экологической системы, природного мира.

Кроме подобной скрытой формы природозащитной проблематики, В. Арсеньев использовал и открытую: он ставил проблемы защиты конкретных природных существ, проблемы ограничения охоты и рыболовства, щадящих для природы способов добывания таких лекарственных растений, как женьшень, и шире - разумно ограниченного вторжения чело-века в природу.

Он обращается через Б. Житкова в Русский Орнитологический комитет (письмо от 12 июня 1913 года): “Могу ли я в письме выслать Комитету свои соображения по поводу охраны гнездования птиц и по поводу охраны природы” (там же, с.239). В 1924 году участвует в обсуждении в Высшем Совете Народного Хозяйства в Москве вопроса об организации рыбного промысла на Дальнем Востоке. Этот вопрос неслучайно решался уже в правительстве, потому что к тому времени дело охраны природы приобрело общегосударственное значение. Именно в 1924 году по инициативе ученых и общественности (А.Е. Ферсмана, А.В. Луначарского, Н.А. Семашко и др.) было учреждено Всероссийское общество охраны природы. После войны, в 1947 году, организовано Московское его отделение, председателем Оргбюро утвержден М.М. Пришвин.

В художественных произведениях В. Арсеньев описывает свои действия как руководителя экспедиций по ограничению отстрела животных и ловли рыбы для пополнения съестных припасов. Например, в книге “Дерсу Узала” рассказывается о том, как участники экспедиции в азарте выловили неводом большое количество горбуши; Арсеньев распорядился взять несколько рыбин, а остальных отпустить обратно в воду (т. 2, с. 8).

Автор неоднократно подчеркивает и бережное отношение к природе своего любимого героя - охотника Дерсу, который только однажды в жизни бессмысленно убил зверя - тигра и считал это непростительным грехом, ожидая как справедливое возмездие за это смерти именно от тигра. Знаменателен эпизод, в котором рассказывается, как опять-таки в бессмысленном азарте участники экспедиции пытались подбить умную увертливую утку, Дерсу продемонстрировал им свою меткость, стреляя не в утку, а под нее, чтобы не причинить ей вреда.

В книге “По Уссурийской тайге” автор размышляет, от кого и от чего зависит дело защиты природы, бережного отношения к ней и приходит к выводу, что на государственном уровне этот вопрос никогда не имел практического решения, потому что ранее государство не считало его заслуживающим внимания. Кстати, к этому вопросу обращались М. Пришвин (“Журавлиная родина”, “Жень-шень”, “Из книги “Золотой Рог”) и И. Соколов-Микитов (“У синего моря”), которые пришли к выводу, что только в советское время была поставлена цель охраны природы как государственного дела, что человек обязан вмешаться в природную жизнь, чтобы восстановить в ней баланс, нарушенный людьми на протяжении истории человечества. Это же отмечал и Н. Рерих, который связывал экологические бедствия совре-менности с неразумным хозяйствованием на земле человека на протяжении всей человече-ской истории (“В журналах мы видим изображение страшных, разрушительных бурь, песча-ных заносов и истребляющих смерчей. Ведь недаром наиболее дальнозоркие правительства уже бьют тревогу, пытаясь предотвратить страшные грядущие несчастья. Леса уходят, умирают реки. Травы поглощаются песками. Ужасная картина мертвенной пустыни начинает угрожать”) [24].

В. Арсеньев, исходя из опыта общения с населением дальневосточного региона, пришел к выводу, что необходимость защиты природы может быть понята лишь тогда, когда люди на собственном опыте или благодаря воспитанию поймут, что природные запасы не восстановимы при хищническом их использовании и придут к выводу о необходимости регулирования природопользования.

Первая возможность показывается в описании жизни фудзинских и русских крестьян, охотившихся в тайге и с целью сбережения ее запасов принявших определенное коллективное решение. В. Арсеньев пишет: “Фудзинские крестьяне серьезно относятся к охоте. Они не только бьют зверя, но и заботятся о его сохранности. (...) Крестьяне собрались и на сходе порешили не трогать самок, телят и не бить самцов во время гона. Кроме того, они сами отвели заказник, сами установили границы его и дали друг другу зарок там не охотиться...” (с. 153); “Также охотятся и крестьяне села Пермское” (с. 155).

Вторая возможность видится как универсальная, всеобщая, но отдаленная по времени, потому что требует перестройки многих нравственных представлений и длительного экологического воспитания. Как одно из эффективных средств подобного воспитания, В. Арсеньев понимал знание человеком жизни природы, конкретных ее представителей, чувство гордости за свою богатую, прекрасную страну. Экологическое мышление, чувство природы, по автору, было непосредственно связано с чувством патриотизма. Полезно вспомнить, что и В.Ф. Саводник, и К.А. Тимирязев, рассуждая о “чувстве природы”, считали, что в нем заложен широкий патриотизм [25], можно сказать, что это типологическое для России понимание чувства природы.

Поэтому В. Арсеньев был солидарен с М. Горьким в его замысле издания книг о различных географических поясах страны, в которых были бы описаны растительный и животный миры. В 1928 году М. Горький писал в связи с этим В. Арсеньеву о его книге “Дерсу Узала”: “... какое прекрасное чтение для молодежи, которая должна знать свою страну” (т. 2, с. ХV).

Но и до начала переписки с М. Горьким писатель ставил для себя такую задачу, что видно из перечисления того, что именно из растительного и природного мира описано В. Арсеньевым в его книгах. В 1928 году писатель дает согласие ГИЗу переработать для детей Уссурийскую книгу.

В позиции В. Арсеньева отчетливо видно главное отличие “чувства природы” писателей пантеистической ориентации от “чувства природы” писателей антропоцентристской ориентации (или, в определении Г.С. Батищева, которое полезно вспомнить именно здесь, своецентристской идеи) [26]: повернутость гуманистической проблематики не к человеку только, а к природе как целому, частью которого является и человек.

В. Арсеньев создал художественную энциклопедию дальневосточной природы. В любой картине или природном сюжете В. Арсеньев подчеркивал неповторимое, особое, считая, что в природе не бывает совершенно одинаковых явлений и процессов, и именно таким жизненным многообразием она отличается от сотворенного человеком машинного мира. В его описаниях природы сочетаются документальная точность, научность и - подчеркнутая субъективность созерцания, лиризм, живописная изобразительность; описания чередуются с повествованием о событиях природной жизни, включают философское размышление. Это свидетельствует о несомненном художественном даровании В.К. Арсеньева.

ЛИТЕРАТУРА

1. Азадовский М.К. В.К. Арсеньев - путешественник и писатель: Опыт характеристики. - Чита, 1955. С. 9.

2. См. об этом: Аникин Г.В. Дж. Рескин \\ История эстетической мысли. Становление и развитие эстетики как науки: В 6 т. Т.4. М., 1987. С.189.

3. Драверт П. Незакатное вижу я солнце (Стихи, проза). Новосибирск, 1979. С.221.

4. Веселая З. “Я подбирая цветные слова...” // Веселый А. Избранное: Роман. Рассказы. Очерки. Стихотворения в прозе. М., 1990. С.3-4.

5. Именно в это время формируется и научно-фантастическая проза об открытии неизвестных земель (В.А. Обручев. “Земля Санникова”), освоении космического пространства (К. Циолковский. “На луне”), приключенческая проза путешествий (В. Каверин. “Два капитана”, А. Толстой. “Аэлита”, др.), которая в данном исследовании не представлена, но является интересным предметом научного осмысления.

6. Цит. по: Изумрудов Ю.А. Горький и Клычков // Русская литература. 1993. №2. С. 54.

7. Горький М. Собр. соч.: В 30 т. Т. 27. - М., 1953. С. 97-109.

8 А.И. Куренцов, доктор биологических наук, ученик В.К. Арсеньева, уточняет: печататься он начал, по сути, с 1921 года (Научное значение исследований В.К. Арсеньева // Арсеньев В.К. Собр. соч.: В 6 т. Т.1. Владивосток, 1947. С.У).

9. Азадовский М.К. Указ. изд., с. 44, 52 и др.

10. Арсеньев В.К. Указ изд. т. 2. - Владивосток, 1947. С.41.

11. Арсеньев К.К. Критические этюды по русской литературе. Т. 1-2. Т.2. Спб., 1888. С. 318 (глава “Пейзаж в современном романе”).

12. Страхов И.В. Художественное мышление И.С. Тургенева и Л.Н. Толстого в изображении пейзажей. - Саратов, 1980. - С. 14.

13. Арсеньев В.К. Указ. изд., т.4, с. 7 (“Сквозь тайгу”).

14. Кузьмичев И. Писатель Арсеньев: Личность и книги. - Л., 1977. С.193.

15. Арсеньев В.К. Указ. изд., т.5. Владивосток, 1948. С. 204. В дальнейшем ссылки делаются на указанное издание прямо в тексте с обозначением в круглых скобках страниц.

16. Годы указаны по информации, содержащейся в шеститомном собрании сочинений В.К. Арсеньева (Владивосток, 1947-1949). Необходимо заметить, что данная информация не является абсолютно точной и исчерпывающей, поскольку творческое наследие В.К. Арсеньева изучено явно недостаточно.

17. Кузьмичев И. Указ. изд., с. 175.

18. Рескин Дж. Современные художники. - М., 1901. С. 67 (глава “Идеи красоты”).

19. Рерих Н. Человек и природа. - М., 1994. С.81.

20. Дубровский К.В. Северные зори: Сб. - М., 1916.

21. Цит. по кн.: Кузьмичев И. Указ. изд., с. 67.

22. Арсеньев В.К. Указ. изд., т.6, с.245.

23. Рерих Н. Человек и природа, с.60. Эту легенду Н. Рериху рассказал генерал Хорват, известный своими “землеустройствами” не только в Маньчжурии; при проведении дорог в Туркестане он приказал укрепить движущиеся барханы, насадив травы, кустарники, терпеливые к местным условиям виды деревьев.

24. Рерих Н. Засуха // Рерих Н. Человек и природа, с.57.

25. Тимирязев К.А. Фотография и чувство природы \\ Тимирязев К.А. Соч. Т.5. М., 1941. С. 32.

26. Батищев Г.С. Диалектика перед лицом глобально-экологической ситуации // Взаимодействие общества и природы: Философско-методологические аспекты экологической проблемы, с. 177.



К содержанию номера журнала: Вестник КАСУ №2 - 2009


 © 2024 - Вестник КАСУ