Личное местоимение «я» в коммуникативно-прагматическом аспекте (на материале произведений Б.Н. Акунина)

Личное местоимение «Я» в языке и речи занимает особое положение, по мнению большинства лингвистов, являясь выразителем глубинной категории субъекта на поверхностном уровне в соответствии с основополагающим качеством языка - антропоцентризмом. Данное местоимение обладает исходной категориальной семой «указание на говорящего». При этом после прекращения акта речи говорящий утрачивает право называться местоимением «Я». В одном и том же диалоге роль «Я» постоянно меняется, переходя от одного участника к другому, а в целом принадлежит бесконечному множеству лиц, выступающих в роли говорящего. В результате именно говорящий («Я») является точкой отсчета в дейктическом контексте. Ю.С. Степанов считает, что «субъект «Я», очевидно, индивидуализирует; собственно «Я» - это высшая степень индивидуализации, которая может быть достигнута средствами языка» [1, с. 165]. Языковая субъективность может рассматриваться как отражение трех ролей, или компонентов, на которые разлагается ЭГО:1) ЭГО как говорящий, или произносящий высказывание;2) ЭГО как лицо, наблюдающее некоторую ситуацию: он устанавливает три основные точки отсчета антропоцентрического пространства: «я – здесь – сейчас», которым соответствуют координаты «субъект – пространство – время»;3) ЭГО как интерпретатор ситуации [2, с. 82; 3, с. 4; 4 с. 293; 5, с. 217].Особое место данного местоимения в языке подтверждается и особенностями его функционирования на уровне речи. Майтинская К.Е., ссылаясь на мнение Э. Бенвениста, отмечает по этому поводу, что местоимение «Я» не дает информацию, так как нет такого «объекта», который мог быть определен словом «Я». Любое «Я» имеет свою собственную информацию и соответствует каждый раз единичному существу. Единственная «реальность», к которой относится «Я», - это реальность речи [6, с. 143].В данной работе мы рассмотрим лишь один случай употребления личного местоимения «Я» в произведениях Б. Акунина – идентификацию говорящего.Идентификация трактуется в «Словаре современного русского литературного языка» как «установление совпадения, сходства, уподобление» [7, с. 46]. В произведениях Б. Акунина идентификация представлена различными способами, которые будут рассмотрены далее.

1. Идентификация в письменной речи (деловых документах, личных письмах, дневниковых записках).

Так, высказывание из завещания (духовная) молодого человека «Я, нижеподписавшийся Петр Александрович Кокорин, будучи в полном уме и совершенной памяти, при нижеследующих свидетелях объявляю мое завещание по поводу принадлежащего мне имущества» [Акунин Б. Азазель, с. 18] изобилует акцентами на «Эго» говорящего: начинается с местоимения «я», употребляющегося в значении «Я-субъекта», причем, не просто самоназывания, а именно идентификации себя с помощью эгоцентрического «Я», расшифровываемое далее: «Я, … Петр Александрович Кокорин», подчеркиваемое местоимениями в косвенных падежах.

В следующем фрагменте текста (отрывке из показаний подозреваемого в убийстве) «- Я обещал, что покажу вам показания нашего бывшего соседа по столу, - невозмутимо сказал он, кладя перед собой три сплошь исписанных листа бумаги - два целых и еще половинку. - Так вышло, что это не просто признание, а предсмертное письмо.

Представителю французской полиции

Г-ну комиссару Гюставу Гошу

Я, Шарль Ренье, делаю нижеследующее признание по доброй воле и безо всякого принуждения, единственно из желания облегчить свою совесть и объяснить мотивы, побудившие меня на совершение тяжких преступлений» [Акунин Б. Левиафан, с. 149] можно отметить особенность, характерную для официально-делового стиля: в завещании, расписке, доверенности, свидетельских показаниях и некоторых других документах, которые составляет сам субъект речи (чаще всего такие документы пишутся собственноручно), принята форма с использованием местоимения «я», например, «Я, Шарль Ренье», «Я, нижеподписавшийся Петр Александрович Кокорин».

Самоидентификация субъекта в письменной речи может проявляться в виде записей в личном дневнике. Причем, данный способ самоанализа характерен, в основном, для представительниц женского пола.

Как отмечают исследователи, дневниковые записи – «естественная внутренняя речь» героя [8, с. 74]. В романе «Любовница смерти» Б. Акунин предлагает читателю восприятие действительности глазами главной героини посредством чтения ее дневника на протяжении всего произведения, чтобы показать изменения, произошедшие с молодой девушкой из провинции в большом городе.

В начале романа в дневнике героини представлен случай самоидентификации одного субъекта в двух вариациях: «Сейчас все ведут дневник, всем хочется казаться значительнее, чем они есть на самом деле, а еще больше хочется победить умирание и остаться жить после смерти – хотя бы в виде тетрадки в сафьяновом переплете. … Если я, Маша Миронова, явилась на свет двадцать один год и один месяц назад, то однажды непременно наступит день, когда я этот свет покину, и ничего особенного. … Перечла, поморщилась, вырвала страничку. … Я – Коломбина, пустоголовая и непредсказуемая, подвластная только капризу своей прихотливой фантазии и дуновению шального ветра» [Акунин Б. Любовница смерти, с. 17-19]. Вначале героиня называет себя по имени и фамилии – «я, Маша Миронова», но, решив начать новую жизнь в новом для неё городе, она придумывает себе псевдоним – Коломбина, так как это необходимо для вступления в тайное общество смертепоклонников.

В заключительной части произведения автор показывает, насколько изменилось представление о себе у этой же героини. В следующем отрывке из дневника можно отметить рефлексию говорящего, когда субъект сам отмечает происходящие в нем изменения: «Я хожу сама не своя, натыкаюсь на прохожих, и мне попеременно делается то жутко, то радостно.

Коломбина стала совсем другой. Она, может быть, уже никакая не Коломбина, а желанная и недостижимая для простого смертного Принцесса Грез.

Все прочие интересы и обстоятельства отодвинулись, утратили всякое значение. Теперь у меня новый ритуал, заставляющий трепетать мое сердце: вечером, вернувшись от Просперо, я достаю два белых квадратика, смотрю на них, благоговейно целую и убираю в выдвижной ящик. Я любима!» [Акунин Б. Любовница смерти, с. 221].

В приведенном отрывке не случайно разделение автором текста на абзацы: вначале героиня выражает свои мысли и чувства от 1 лица с помощью местоимения «я» и устойчивого сочетания «сама не своя».

В следующем абзаце происходит смена ролей: пишущий дневник представлен самим субъектом в виде «Коломбины». Причем во втором абзаце уже не используется форма 1-го лица, которая заменена псевдонимом этой девушки в узком кругу посвященных – членов клуба самоубийц – «Коломбина», которой дается характеристика - «стала совсем другой» уже не как Маша Миронова, а как изменившаяся Коломбина. Далее показана рефлексия пишущего – использовано местоимение 3-го лица «она», которое конкретизируется - уже «никакая не Коломбина», то есть в сознании пишущего по отношению к себе произошли изменения в собственном восприятии. Заканчивается второй абзац описанием себя со стороны: «желанная Принцесса Грез», которая выделяется из толпы и даже противостоит ей, это показано при помощи акцентирования внимания читателя на словосочетании «недостижимая для простого смертного». Это противопоставление объясняется Коломбиной в дневниковых записках далее: «Нет никакой смерти, а есть Смерть. … Обычные люди вползают в эту сказочную страну воющими от ужаса, хнычущими, напуганными, сломленными смертельной болезнью или дряхлостью, с угасшими телесными и духовными силами. Я же войду в чертог Смерти не жалкой приживальщицей, а драгоценной избранницей, долгожданной гостьей!» [Акунин «Любовница смерти», с. 223].

В последнем абзаце пишущий вновь возвращается к форме 1-го лица: «у меня», «я достаю», «я любима».

2. Идентификация в устной речи.

Использование местоимения «Я» для идентификации субъекта речи необходимо не только в личных письмах, дневнике, деловых бумагах, но и в диалогической устной речи. В отличие от письменной формы выражения мыслей человека, в устной речи самоидентификация говорящего при знакомстве производится с помощью конструкции «я – социальный статус, профессия, характерные особенности личности говорящего».

Например, в реплике из диалога, взятого из произведения Б. Акунина: «Я боярину крестник и в доме его дворецкий. Что скажу, то и будешь делать» [Акунин Б. Алтын-толобас, с. 117], говорящий в процессе общения с только что принятым на работу подчиненным подчеркивает свое высокое положение в доме боярина.

В высказывании «Если понадобится толмач – милости просим. Зовусь я Пашка Немцеров, с Архангельского подворья» [Акунин Б. Алтын-толобас, с. 72] субъект речи использует две разные формы по отношению к себе: «милости просим» - при упоминании своей профессии – толмач – говорящий использует форму множественного числа 1 лица «мы» как подвид чинопочитания и конструкцию с местоимением «я – имя, фамилия, место проживания».

В пределах одного высказывания говорящий может употребить конструкцию с местоимением «я» в позиции субъекта сообщаемого факта для представления себя окружающим. Данная конструкция в дальнейшем трансформируется в обобщенное «ты» в значении «любой». Например, в высказывании «Эраст Петрович конфузливо развел руками:

- Уже двадцать семь. Я из вечных студентов. Денег, знаете ли, недостает. Год отучишься, потом год служишь где-нибудь. Поднакопишь немного средств – снова учишься…» [Акунин Б. Нефритовые четки, с. 77] говорящий включает себя в общность других людей - «вечных студентов». В данном случае «я» характеризует социальный статус говорящего.

Черта характера одного индивида может быть представлена говорящим и в следующих переходах от конкретного к общему: «- Я ведь по складу души философ. – Маг грустно усмехнулся. – А чтоб быть философом, требуется очень много денег. Работой столько не добудешь, даже если у тебя золотая голова и золотые руки» [Акунин Б. Детская книга, т. 1, с. 166]. «Я» одного человека переходит в общность «люди такого же склада характера» посредством использования глагольной формы 2-го лица единственного числа, а далее и личного местоимения «тебя», имеющего в данном случае значение «любой».

Подобное значение «я» в позиции субъекта, переходящее в «ты», можно отметить и в следующем фрагменте произведения Б. Акунина: «Я вам этого еще не сказывал, что полюбил-то? Сказывал? Это, знаете, как бывает: встретишь женщину, одну на всю жизнь… То есть, может, и не встретишь, а нафантазируешь себе. Ее, скорее всего, не существует вовсе, этой женщины – одна игра воображения. Исчезнешь ты, и ее тоже не станет» [Акунин Б. ФМ, том 2, с. 215]. Конкретное «я» субъекта речи переходит в обобщенное «ты» в значении «любой человек». Глагол «бывает» подчеркивает типичность описываемого.

«Я» может представлять одного индивида из группы людей со схожим складом ума: «Попутно мне попадалось множество любопытнейших документов, не имеющих отношения к предмету моего научного интереса, однако человек с пытливым разумом всегда держит глаза широко открытыми – ведь никогда не знаешь, откуда забрезжит благословенный свет» [Акунин Б. «Алтын-толобас», с. 213]. В данном случае местоимение «я» в позиции субъекта сообщаемого факта обозначает отнесенность говорящего к общности ученых.

В приведенном далее диалоге из романа Б. Акунина представлен случай совмещения в одном контексте нескольких видов идентификации одного говорящего собеседником.

«– Квартира доктора Лилейко, – послышался в трубке женский голос. – Кого вам угодно?

– Это знакомая Петра Теренциевича, – пролепетала Коломбина самым тривиальным манером. – Некто Миронова.

Через минуту в трубке зазвучал знакомый баритон с обворожительной московской растяжкой:

– Хелло? Это госпожа Миронова? Помощница профессора Зимина?

К этому моменту обитательница шикарного нумера уже взяла себя в руки.

– Это я, Коломбина.

– Кто‑кто? – удивился Петя. – Так вы не госпожа Миронова с кафедры римского права?

Пришлось пояснить непонятливому:

– Помнишь беседку над Ангарой? Помнишь, как ты называл меня «Коломбиной»? - И сразу после этого отлично встала дорожная заготовка. – Это я. Как сибирский снег на голову. …

Проняло! Петя часто задышал и стал говорить гулко – вероятно, прикрыл трубку ладонью.

– Машенька, то есть Коломбина, я ужасно рад, что вы приехали…» [Акунин Б. Любовница смерти, с. 23].

В данном фрагменте текста героиня называет себя для посторонних, непосвященных людей «знакомая», «некто Миронова», далее при самоидентификации в разговоре с близким для нее человеком она называется вымышленным именем «Это я, Коломбина», и для собеседника возникает трудность при идентификации говорящего, поэтому он использует одновременно два имени: настоящее «Машенька» и вымышленное «Коломбина». В приведенном отрывке заслуживает особого внимания реакция собеседника – Пети Лилейко, который две недели в прошлом году гостил у бабушки в Иркутске и там познакомился с Машей Мироновой, поэтому естественно, что спустя полгода распространенная фамилия «Миронова» и в сочетании с часто встречающимся в России женским именем «Маша» не вызвали у Пети никакой ассоциации с Иркутском. Из-за того, что некоторые фамилии в России имеют частотное употребление (например, Иванов, Петров, Сидоров, Миронов и другие) при идентификации говорящего по фамилии может возникнуть путаница, что и произошло в данном случае общения по телефону: знакомая из Иркутска Маша Миронова была принята за «госпожу Миронову с кафедры римского права». Только дополнительные характеристики позволяют собеседнику правильно идентифицировать говорящего: «Это я, Коломбина», «Помнишь беседку под Ангарой?». Таким образом, в произведениях Б. Акунина можно отметить следующие особенности употребления местоимения «Я» в случае идентификации и самоидентификации субъекта речи. В письменной речи (деловых документах, личных письмах, свидетельских показаниях и т.п.), которые чаще всего составляются самим говорящим, используется форма с местоимением «Я» и указываются фамилия, имя и отчество. В дневниковых записях субъект речи может употребить «Я» в сочетании с фамилией и именем на первых страницах, далее пишущий использует местоимение «Я» в случае самоидентификации при констатации тех изменений, которые в нем произошли: смена имени, использование псевдонима, новое восприятие себя (например: Маша Миронова – Коломбина – Принцесса Грез).

В устной речи в зависимости от ситуации (знакомство, узнавание, представление себя, определение личности собеседника при телефонной беседе) идентификация говорящего производится с помощью конструкции «Я – социальный статус, профессия, характерные особенности личности говорящего».

ЛИТЕРАТУРА

1. Степанов Ю.С. В поисках прагматики (Проблема субъекта). // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. – Т. 40. – 1981. - № 4. – С. 325 – 332.

2. Бьёрклунд М. Субъективность и организация нарративного дискурса // Лингвистика на исходе ХХ века: итоги и перспективы. Тезисы международной конференции. Т. 1. – М.: «Филолог», 1995. – С. 82 - 83.

3. Петрова Н.Н. Структура художественного хронотопа в поэтическом тексте: Автореферат …дис. канд. фил. наук. – Л., 1981. – 21 с.

4. Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: «Прогресс», 1974. – 448 с.

5. Рассел Б. Человеческое познание: его сфера и границы. – М.: «Прогресс», 1957. – 555 с.

6. Майтинская К.Е. Местоимения в языках разных систем. – М.: «Наука», 1969. – 308 с.

7. Словарь современного русского литературного языка. - М, Л.: АН СССР, 1956. – 1460 с.

8. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. – Л.: «Наука», 1986. – 206 с.