Статус языковых феноменов в развитии знания

Проявление статуса языка как средства свидетельствует о расщеплении «содержательного поля» культуры, при котором ее содержание и форма приобретают некую самостоятельность по отношению друг к другу. Она выражается в том, что оценки содержания происходящих процессов даются без учета имеющееся специфики их формы, то есть содержательная сторона оказывается существующей за пределами имеющейся формы. И наоборот, формальная сторона приобретает способность функционировать в собственном режиме, вне зависимости от содержания происходящих процессов. Например, потоки информации могут отличаться собственной спецификой, которая не касается содержания того, чем наполнены эти потоки. В обычной жизни это встречается, например, в том, что специалиста в области информационных процессов интересует не содержание информации, находящейся в потоке, который он в данный момент рассматривает или курирует. Его интересует специфика самого потока, то есть его форма (в широком смысле) и параметры, ее конкретизирующие.

В то же время реальное творчество, выражающее актуальное состояние культуры, не может осуществляться в ситуации расщепления содержания рассматриваемых процессов и их формы. Подобное «расщепление» смысла единства формы и содержания культуры означает, что культура как процесс в этом случае не присутствует, что она оказывается подмененной определенным количеством статичных частей, относящихся либо к содержанию, либо к форме, в отношении которых производится описание выделенных в них элементов. Каждый из этих элементов имеет свою языковую форму выражения. Она соответствует по своей внутренней организации статике обозначаемых ею явлений. Статический характер выражают языковые формы, как правило, обозначающие завершенное действие, или последовательность завершенных действий. Акцент на статическом характере необходимо подчеркнуть, так как строй языка, выраженный статикой, «конструирует» и смысловую статику пространства человеческого существования. Смысловая статика, в свою очередь, обусловливает замыкание воспроизводимого содержания человеческой жизнедеятельности на конечных определениях, не способствующих воспроизведению логики развития и реальных процессов развития. В этом случае язык не может проявлять свои субстанционально-творческие характеристики. Речь идет о том, что язык, проявляющийся в функции средства воспроизведения некоего содержания, с самого начала не участвует в процессе формирования смыслов, касающихся этого содержания. И наоборот, язык в статусе явления культуры, сам выступает способом, содержанием и формой развития смыслов той деятельности, которая в нем отражается. Развитие и до-развитие смыслов деятельности в языке, в частности, делает возможным содержательный и продуктивный процесс мышления. Творческое мышление человека совпадает с его объективацией в языке как явлении культуры. В этом случае язык активно проявляет творческий потенциал мышления, а мышление проявляет творческий потенциал языка. Именно в этом процессе и в этой связи возникают реальные ситуации порождения новых смыслов, характеризующих появление открытий в процессе мышления, и появление новых языковых феноменов. Узнаваемым такое явление становится тогда, когда человек чувствует языковую недостаточность для выражения какого-либо содержания. При этом возникают как бы сами собой новые языковые варианты для обозначения этого измененного содержания. С другой стороны, узнаваемым такое явление становится тогда, когда человек чувствует как те или иные языковые феномены сами ведут мысль в определенном направлении. К числу таких вариантов относится, например, существование понятийного аппарата различных наук. Каждое из понятий, принадлежащих какой-либо данной науке, заключает в себе некий вектор расположения и изменения содержания, относящегося к ее сфере исследования. Изменение понятийного аппарата науки оказывает существенное влияние на ее состояние и возможности дальнейшего развития.

Определение статуса языковых явлений имеет существенное значение там, где создаются и реализуются программы воссоздания культуры как главного условия развития человечества. К их числу надо отнести, прежде всего, сферу образования. «Технизация» образовательного процесса существенно меняет не только роль языка, но и сам язык. В программах внедрения в учебный процесс новых технологий предусматривается подсобная роль языка – роль средства, роль носителя определенных значений и смыслов, функционирующих при реализации этих технологий. В этой роли языка не предзаложена идея реализовать собственные его возможности. Напротив, осуществление роли языка как средства требует практически полного устранения этих возможностей, т.к. они могут нарушать строй функционирующего готового знания, выявлять его ограниченность и, часто, недостоверность, искусственный характер. Сфера функционирования готового знания не может достаточно адекватно воспроизводить особенности познавательного процесса. Это значит, что образование, осуществляемое по модели функционирования готового знания, приобретает его черты: ограниченность, недостоверность, искусственный характер. Язык как средство, носитель смыслов и значений готового знания в этом случае, оставаясь лишь средством, - не может изменить характер образовательного процесса. В этом случае язык оказывается подчиненным, «инструментарным» явлением.

В то же время язык, воспроизводящий и сохраняющий в себе смыслы культурно-исторических процессов, вполне способен изменять образовательный процесс «изнутри». Это может происходить потому, что смыслы культурно - исторических процессов с самого начала имеют другую логику построения и «разворачивания», чем структура и логика функционирования готового знания. Присутствие в образовательном процессе культурно-исторических смыслов вызывает внутреннюю его перестройку, характеризующую актуально осуществляемое мышление. Оно сопряжено с присутствием языковых феноменов существенно отличающихся от тех, которые обеспечивают функционирование готового знания. Для примера, можно вспомнить, чем отличается язык, скажем, функционера-управленца, от языка ученого или от языка поэта. Язык функционера-управленца выражен по большей части безличными языковыми феноменами или конструкциями. Язык же ученого или поэта обязательно обнаруживает, как минимум, личностную позицию по отношению к тому, о чем идет речь. Отличительной чертой языка функционера является присутствие логики «инвентаризации», т.е. логики описания процесса, который осуществляется, и отсутствие логики «дела». Отмечая отсутствие логики дела, мы хотим подчеркнуть, что всякие функциональные процессы являются лишь внешним атрибутом, облегченным проявлением логики того дела, которое моделируется ими на атрибутивном уровне. Поясним сказанное, обращаясь к иллюстрации. Например, рассмотрим описание процесса функционирования какого-либо содержания. К примеру, обучения. В этом описании мы обнаружим перечисление большого количества действий, совершаемых учеником, учителем, директором и т.д. Каждый элемент перечисления будет иметь глагольную форму, то есть выражать те или иные действия, совершаемые ими. Все эти элементы вместе и каждый из них в отдельности не раскроют суть образовательного процесса, то есть его культурно-исторический смысл, важный для существующих и будущих поколений людей. Языковые феномены, отражающие последовательные или иные действия, осуществляемые агентами процесса обучения, не отразят сами по себе в текущих глагольных формах смысл этих действий для развития культуры и смысл образования как явления культуры для этих агентов. Применяемые глагольные формы, фиксирующие последовательные или иные действия, совершаемые агентами процесса обучения, будут при этом выражать лишь функциональные моменты текущих проявлений обучения. Разнообразие языковых феноменов, участвующих в этом функционировании не будет большим. Оно будет ограничено вариантами команд, требующих тех или иных манипуляций с задействованным содержанием и вариантами самих совершаемых манипуляций. Манипуляции же с задействованным содержанием возможны в случае, если само содержание не участвует в этих манипуляциях. Это, во-первых. И, во-вторых, содержание, чтобы не участвовать в манипуляциях и не оказывать на их осуществление сколько-нибудь значимого воздействия, должно быть нейтрализовано как таковое. То есть оно должно быть изменено так, чтобы в нем актуализировался параметр, характеризующий достигнутое для манипуляции удобство теми, кто осуществляет эти манипуляции. Все эти последовательные процедуры имеют прямое отношение к отмеченному нами выше уходу от существа дела. Суть существа дела, таким образом, в языковых феноменах присутствует лишь тогда, когда в них получают выражение культурно-исторические, а не функционально-атрибутивные, смыслы того дела, которое осуществляется. Если же языковые феномены выражают функционально - атрибутивные смыслы сами по себе, то это означает, что они выводятся за пределы содержания, становятся формальными обозначениями протекающих манипуляций с элементами и условиями, удобными для приема и передачи какого-то количества готового знания.

Существование культуры означает сохранение и развитие таких способов жизнедеятельности и мироотношения людей, которые выступают способом и гарантом решения глобальных проблем современной цивилизации, к числу которых можно отнести проблемы восстановления природы, проблемы совершенствования общественной жизни и проблемы формирования нравственного начала в человеке. Язык в контексте культуры как ее выражение выступает конституирующим основанием смыслов, которые формируются в тот или иной период развития человечества в том или ином регионе. В этом своем значении именно язык является тем, что наполняет пространство человеческой жизни, пространство отношения человека к миру и людям. Это происходит потому, что язык – это объективированный смысл самой жизнедеятельности человека в обществе, который продолжает изменяться сам и тем самым изменяет породившую его жизнедеятельность на новых ее этапах. Подчеркнем, что такое определение статуса языка и языковых феноменов справедливо только по отношению к языку как явлению культуры. Если же рассматривать язык в его функции обозначения или знакового средства, то в этом случае объективируется смысл жизнедеятельности человека уже подвергшийся деформации. Деформация выражается сокращением смыслового поля пространства человеческого существования. В этом поле смыслы человеческого существования имеют сугубо функциональный характер. Они оказываются полностью подчиненными требованиям внешней необходимости, в свою очередь, определяемой потребностями ситуативного и конечного характера.

Создание и успешная реализация программ развития культуры, а значит и человека, общества, науки, знания и т.п., - непосредственно зависит от адекватности понимания вопроса о пространстве языка. Постановка вопроса о пространстве языка означает, во-первых, определение сферы его существования, которая имеет собственную организацию, способы функционирования и развития. Во-вторых, означает выявление его статуса, проявляемого в качестве основной тенденции развития: либо как знакового средства, либо как явления культуры. В-третьих, означает определение следствий присутствия этих тенденций, выражаемых преобладанием содержательной или формальной роли языка в общественном развитии. В-четвертых, означает проявление специфического содержания, существенно влияющего на развитие знания как особого процесса.

Актуальность рассмотрения языковых феноменов в развитии знания определяется их внутренней включенностью в процесс его формирования. Именно этим, например, обусловлена значимость понятийного аппарата любой науки для ее развития. Всякое понятие является мыслительной формой, призванной отражать сущность того, что рассматривается. Оно всегда, в то же время, выступает языковым феноменом, который существует внутри как языковой реальности, так и в контексте определенного знания, включая знание научное. Учитывая это, нельзя недооценивать специфический смысл языковых феноменов, принимающих участие в процессе формирования знания. Рассмотрение смысла языковых феноменов, понимание их статуса, является сферой рефлексивного исследования, которое характеризует движение мысли, в двух направлениях: от смысла понятия к языковому феномену, и от языкового феномена к смыслу понятия. Существенное значение при этом имеет то понимание языка, на основе которого производится данная рефлексия. Так, рассмотрение языка как явления культуры не будет совпадать с рассмотрением языка как средства передачи информации, как знаковой системы, как системы символов и т.п. Эти несовпадения, в свою очередь, будут обусловливать различное понимание соотношения языковых феноменов с феноменами и процессами развития знания. Данный аспект приобретает особую значимость в современный период в связи с существенной трансформацией языка. Понимание возможностей языка и языковых феноменов в социальном развитии, включая процессы формирования и развития знания, предполагает уяснение фундаментальных условий, которые приводят к существенным изменениям статуса языка. Для примера, сравним статус языка, когда, во-первых, произносят сокровенные слова: «Вначале было слово». Во-вторых, слова, указывающие на язык как средство передачи информации, т.е. определенную «словесную упаковку», необходимую для того, чтобы эта передача состоялась. В первом примере («в начале было слово») язык выступает творящим началом, субстанцией смысла и всего сущего. Во втором примере, язык – инструмент, средство достижения чьих-либо целей. Аналогичным первому примером может выступить признанное значение слова как того, что может убить или, напротив, возродить жизнь. В народной мудрости это значение существует не одно тысячелетие. Его действенность подтверждают и современные психологические исследования, рассматривающие смыслы, значения и влияние языковых феноменов на человека. Здесь уместно вспомнить об исследованиях И.П. Павлова, создавшего учение о двух сигнальных системах. Как известно, первая сигнальная система, по Павлову И.П., в качестве сигнала имеет непосредственный контакт субъекта с влияющим на него объектом. Во второй же сигнальной системе в качестве сигнала выступает слово. При этом слово является не просто собранием звуков определенной длины физической волны, а слово выступает в качестве социально-культурного образования. Именно в этом статусе слово, как языковой феномен, вызывает реакции человека на содержащийся в них смысл. Эти реакции соответствуют особенностям вхождения человека в социальное пространство-время. Кроме того, слова вызывают и собственно физиологические следствия, которые по силе и яркости практически не уступают непосредственным влияниям аналогичного типа. Так, например, лимон вызывает вкусовую реакцию, сопряженную с ощущением кислоты, и деятельностью соответствующих желез. Но и при отсутствии реального лимона и возможности его попробовать, человек, знающий, что такое лимон и услышавший слово «лимон», все эти физиологические реакции обнаруживает у себя. Выводом из учения И.П. Павлова о двух сигнальных системах, касательно действия второй сигнальной системы, может быть следующее. Слова как социокультурные языковые феномены не могут рассматриваться в качестве средства, инструментария передачи информации. Информационный процесс как поток знаковых средств, в которых имеющееся содержание имеет свернутую форму, не может быть непосредственно переведен в статус содержательного процесса. Выявление содержания того или иного информационного потока требует возвращения к исходному состоянию процесса, который это содержание мог создать или породить. Исходный процесс по своей сути не является информационным, то есть его смысл не равен смыслу движения знаковых систем. Передача информации как манипулятивный процесс остается внешним для содержания. Более того, содержание знания в статусе информации, является превращенным в «вещную» форму, удобную для передачи. В вещной форме знание конструируется с помощью языка как знакового средства. В этом виде язык теряет определения явления культуры. Сказанное означает, что современное человечество, постоянно работающее с информационными потоками, принимает на себя ту же трансформацию, которая происходит с языком или языковыми феноменами, когда они становятся лишь знаковыми средствами. Человек в этом случае все больше обретает статус функционального агента, принадлежащего информационному потоку. Идея характеризовать жизнь современного общества как информационную цивилизацию как раз и выражает происходящие трансформации смысла человеческого существования, вполне адекватно отражающиеся в происходящих изменениях статуса языка и языковых феноменов. Альтернатива этой идее может строиться на сохранении и развитии понимания языка как явления культуры.

В понимании возможностей языка и языковых феноменов в социальном развитии, включая процессы формирования и развития знания, принято различать слово «живое» и слово «формальное». «Живое» слово обращено к неформализованной структуре реальности, к неформализованному процессу ее существования. «Формализованное» слово, напротив, обращено к реальности существования объектов или процессов, относящихся к сфере «вещей». «Живое» слово актуализирует силы человека и общества, увеличивает многократно их творческую мощь, открывает новые горизонты свершений и чувства жизни. Формализованные языковые феномены полностью остаются в заданной сфере использования. Их применение как инструментов, предназначенных для определенных узких функций, не предусматривает наличие сколько-нибудь творческого потенциала. Формализованные языковые феномены своим пространством имеют формализованные структуры действий людей, создающих столь же формализованное содержание реальности своего существования. Участие формализованных языковых феноменов в познании обусловливает его трансформацию в процесс запоминания, складирования или передачи полученной информации. Познание как процесс прекращается в тот же момент, когда в его осуществлении начинает функционировать тот или иной формализованный языковый феномен. Именно в этот момент мыслительный процесс приобретает характеристики больше подходящие к процедуре «инвентаризации». Предметом «инвентаризации» в этом случае оказывается первоначально определенный предмет познания. Иначе говоря, включение в познавательный процесс формализованных языковых феноменов существенно деформирует процесс познания и как таковой он перестает существовать. Иллюстрацией этого явления может служить давно выявленная закономерность, связанная с подготовкой серьезных ученых. Речь идет о таком условии становления серьезных ученых, то есть творчески мыслящих людей, как наличие научной школы. Наличие научной школы предполагает осуществление научного общения, в котором становление молодых ученых не опосредуется формализованными языковыми феноменами, характеризующими область готового знания. Передача готового знания выражает движение мысли по шаблону, в котором отсутствует реальный творческий мыслительный процесс. Ставка на творческий мыслительный процесс является основополагающей в становлении людей любых профессий, способных к творчеству, то есть к изменению реальности в сторону ее совершенствования, к созданию нового, важного для всех, позитивного содержания жизни.

Структура готового знания с самого начала конструируется на различном сочетании формализованных языковых феноменов. Статус формализованных языковых феноменов не зависит от специфики содержания. Поэтому формализованные языковые феномены могут встречаться и функционировать в любых сериях научного знания, выраженного в дисциплинарной форме. Они могут встречаться также в виде готового знания в любой отрасли социальной практики. Любая сфера функционирования формализованных языковых феноменов усиливает и закрепляет ее «вещный» характер, который выражает ситуацию преобладания формального над содержательно-личностным содержанием в человеческой жизнедеятельности. На деле это означает, что человек не получает в осуществляемой деятельности подлинно содержательного подкрепления и подпитки. Его деятельность остается для него бессодержательным, но требующим отдачи времени и сил, мероприятием. Иллюстрацией такого положения дел может служить, например, ситуация, когда исполнитель-функционер осуществляет задание, которое для него является внешним, не затрагивает суть его личностной позиции в мире. Само задание, выраженное в определенном тексте, для него характеризует то, что он должен осуществить как исполнитель. Все языковые явления в тексте для исполнителя имеют статус формальных условий, которые указывают на особенности осуществления задания. Исполнение задания в этом случае не способствует формированию у данного исполнителя ни творческого отношения к делу, ни творческого мышления как такового.

Языковые феномены и их структура всегда характеризуют присутствие основания, выраженного либо в виде системы действий, либо в виде целостной или разделенной деятельности. Каждое из этих оснований будет условием образования языковых феноменов с различающими их существенными чертами. Предваряя рассмотрение этих различий, отметим, что во всех языках мира глагольная форма является основополагающей конституирующей язык основой. Нельзя составить ни одного предложения без нее. Если составить предложение, состоящее из одного слова, то этим словом будет та или иная глагольная форма или ее модификации. Глагольная форма как форма, конституирующая язык, выражает первостепенность деятельности как формы человеческого мироотношения. В такой же мере измененные деятельностные структуры выступают основой измененных же языковых феноменов, которые возвращаются в сферу мироотношения людей и проецируют в нем аналогичные деформации. Варианты становления языка в деятельности и трансформации их за счет ее изменений, таким образом, можно проследить, рассматривая то, что происходит с конституирующей основой человеческого мироотношения, то есть с самой деятельностью. Во-первых, необходимо выделять деятельность, которой присущ социально-исторический характер. В данном случае мы не рассматриваем экспериментально-обособленное существование человеческих индивидов за пределами социальных связей. Это значит, что, выделяя социально-исторический характер деятельности людей, мы связываем его с существованием особых социальных систем, характеризующихся определенным типом самоорганизации человеческих сообществ. Каждый тип самоорганизации человеческих сообществ – это не что иное, как особый тип деятельности, осуществляемой в качестве ведущей. Известны два основных исторически сложившихся варианта деятельности: разделенной и целостной. Субъект разделенной деятельности нивелирован, он не находится в положении реального субъекта, так как в разделенной деятельности отсутствуют определения целостности. Она характеризуется распадением на отдельные операции, связанные с различными функциями систем действий. К основным функциям отдельных операций или систем действий относятся: целеполагание, выбор средств, исполнение и получение результата. Нивелирование субъекта разделенной деятельности связано с тем, что за каждой из функциональных систем действий закрепляется один исполнитель или группа исполнителей. Осуществление ими систем действий, связанных с постановкой цели, либо с выбором средств, либо с собственно исполнительскими процедурами, не формирует их как субъектов данной деятельности в целом. Все они находятся в той или иной мере в положении исполнителей. Формирование и функционирование языковых феноменов в условиях разделенной деятельности несет ее черты. Прежде всего, они выражены в отсутствии языкового присутствия субъекта. При этом, как отмечалось выше, преобладают безличные выражения, не указывающие на причастность того или иного человека к субстанциональной основе рассматриваемой системы действий. «Бессубъектная» группа людей, которые выполняют те или иные системы действий, получает определение в языке в качестве безличных языковых структур, например, «выполнено то-то», «создано…» и т.п. Традиция употребления таких языковых феноменов в современной цивилизации все более усиливается. Это происходит потому, что все большее распространение получают формы разделенной деятельности как способы отношения к миру большинства людей на планете. Функциональное мироотношение по своему существу есть отношение человека к миру, осуществляемое по типу разделенной деятельности. Большинство людей на нашей планете фактически осуществляют свою жизнедеятельность в качестве функционеров-исполнителей, хотя и различного уровня и масштаба. Всем известны должностные инструкции, которые обязательны для каждого работающего человека на каждом производственном месте и в каждом офисе. В них закреплены функциональные обязанности каждого работника. Должностные инструкции – это тексты с правилами. Язык этих текстов полностью обезличен, то есть языковые феномены, наполняющие эти тексты, не выражают позицию человека как субъекта. В отличие от функционально-исполнительских сфер познание как процесс, в котором формируется знание, не может и не должно осуществляться по моделям конечных ситуативных систем действий, наполняющих разделенную деятельность. Проникновение в этот процесс языковых феноменов, характеризующих, во-первых, заданные образцы, систем действий, предназначенных для какого-либо данного употребления, а, во-вторых, выражающих констатацию имеющихся состояний объекта исследования, - означает возникновение особых препятствий, которые могут привести к отрицанию всех прогнозов на получение нового знания. Языковые феномены в этом случае выступают активным противостоянием развитию мысли и творческой деятельности. Они блокируют саморазворачивание познавательной ситуации даже тогда, когда имеется ее субъект. При этом субъект, чтобы сохранить свой субъектный статус, вынужден затрачивать специальные усилия, чтобы, в свою очередь, блокировать действие языковых феноменов, уводящих от существа дела в сторону проведения заданных цикловых операций, не приносящих ощутимого, нового, творческого результата в виде формируемого нового знания. Языковые феномены в случае выражения ими методических, цикловых операций должны быть преодолены субъектом познавательной деятельности в пользу понимания познания как творческого процесса. Иного пути в формировании нового знания нет. Языковые феномены в такой ситуации выступают вполне материальными помехами, которые довольно трудно устранять, так как они действуют под «грифом: одобрено обществом».

Таким образом, статус языковых феноменов в развитии знания определяется базовыми условиями изменений, происходящих в социальных смыслах человеческой деятельности и бытия. Последние выступают основаниями трансформации языка, при которой он становится лишь знаковым средством. Наличие таких изменений в статусе языка препятствует развитию знанию как процесса и переводит существование знания в форму результата. Знание в форме результата представляет собой массив упорядоченных данных, то есть данных приведенных в систему. В этом виде знание теряет свои процессуальные характеристики и не воспроизводит логику познания как такового. Отсюда следует, что языковые феномены не являются нейтральными по отношению к способам и результатам осуществляемых процессов. Сохранение культуры, в этом плане, прямо связано с сохранением языка, то есть с обеспечением условий, при которых он не будет превращен в знаковое средство, имеющее внешнее отношение к познавательному процессу.