|
К вопросу о культурной коннотации
К содержанию номера журнала: Вестник КАСУ №2 - 2007
Автор: Чумаченко О.В.
Культура развивается вместе с эволюцией
языка. Однако история языка не повторяет и не дублирует историю культуры, а
несёт на себе её отпечаток в лексике и фразеологии (коннотация культуры). В
последнее время в лингвистике большую популярность получило развитие теории
культурной коннотации (особенно в последнее десятилетие двадцатого века).
Понятие «культурная коннотация» применимо к единицам фразеологического и паремилогического
состава языка, характерной чертой которых является «образно-ситуативная мотивированность,
которая напрямую связана с мировоззрением народа – носителя языка, средостением
культурной коннотации, её основным нервом является это образное основание». Э. Бенвенист
писал, что «Культурная коннотация составляет его интерпретирующую потенцию –
способность служить индикатором принадлежности к культурно-этнической группе
(народности или нации)» (1, С. 61).
Что же такое культурная коннотация? Это в
самом общем виде интерпретация денотативного или образно-мотивированного
аспектов значения в категориях культуры.
По определению Бавдинева Р.Р.,
«Культурная коннотация – это отпечаток исторической, этнической памяти в
системе языка, то есть в её самой динамичной и уникальной системе – лексике.
Она может отражаться вербально в виде своеобразных концептов, стереотипов,
эталонов, символов, фреймов, мифологем и т. п. знаков национальной и
общечеловеческой культуры, освоенной народом – носителем языка» (6, С. 177).
Как считает В.Н. Телия, культурная коннотация играет роль «звена»,
обеспечивающего диалогическое взаимодействие разных семиотических систем –
языка и культуры (7, С. 14).
Понятие культурная коннотация является
базовым для лингвокультурологии – научной дисциплины, исследующей воплощённые в
живой национальный язык материальную культуру и менталитет, проявляющиеся в
языковых процессах, в их действенной преемственности с языком и культурой
этноса. Тем самым лингвокультурология призвана исследовать и описывать
взаимодействия языка и культуры не только и не столько в её этнических формах,
сколько в формах национальной и общечеловеческой культур, в их современном
состоянии или в определённые синхронные срезы этого взаимодействия.
Как считает Тимашёва О.В., в настоящее
время в Москве сложилось четыре наиболее крупные лингвокультурологические
школы. Так, школа Н.Д. Арутюновой исследует универсальные термины культуры,
которые выделяются из текстов, принадлежащих к разным временам и разным
народам. Эти культуры воссоздаются с позиции внешнего наблюдателя.
Школа Ю.С. Степанова по своей методологии
близка концепции Э. Бенвениста. Её целью является «описание констант культуры в
их диахроническом аспекте. Верификация их содержания проводится с помощью
текстов разных эпох» (5, С. 57).
Школа лингвокультурологии создана в
Российском университете дружбы народов В.В. Воробьёвым, В.М. Шаклеиным и др.,
развивающими концепцию Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова.
Школа В.Н. Телия известна в России и за
рубежом как Московская школа лингвокультурологического анализа фразеологизмов (MSLCFras).
В.Н. Телия и её ученики исследуют языковые сущности с позиции рефлексии
носителя живого языка, т.е. это взгляд на владение культурной семантикой
непосредственно через субъект языка и культуры. И именно Телии принадлежит идея
выделения такого термина, как «культурная коннотация».
При всём различии в существующих
направлениях предметом современной лингвокультурологии является изучение
культурной семантики языковых знаков, которая формируется при взаимодействии
двух разных кодов – языка и культуры, так как каждая языковая личность
одновременно является и культурной личностью. Поэтому языковые знаки выполняют
функцию языка культуры, что выражается в способности языка отображать
культурно-национальную ментальность её носителей. В этой связи можно говорить о
«культурном барьере», который может возникнуть при условии соблюдения всех
языковых норм. В качестве примера можно привести описанный А. Вежбицкой случай
с английским дирижёром. Когда его прислали руководить немецким оркестром,
работа у него не ладилась. Дирижёр решил, что это из-за того, что он говорит
по-английски, и музыканты не воспринимают его как «своего». Он стал заниматься
немецким языком, и первое, что он спросил у своего преподавателя, как ему
сказать по-немецки фразу: «Послушайте, мне кажется, было бы лучше, если бы мы
играли так». Учитель задумался, потом сказал: «Конечно, можно построить фразу и
так, но лучше сказать: «Надо играть так»».
Отсюда вывод: «культурный барьер связан с
различиями в нормах речевого поведения, но также и с различными значениями,
которые вкладывают участники общения в, казалось бы, одни и те же слова, т.е.
неадекватность фоновых знаний» (5, С. 58).
«Различия в культурах могут сказаться в
том, что в разных языках слова, совпадающие по денотату (с одинаковой предметной
соотнесённостью), могут различаться коннотативной семантикой (своими
эмоциональными и оценочными оттенками). Так, например, в венгерском языке слово
«болото» означает «гнилость, тление». В финском языке слово «болото» означает
нечто вполне хорошее, поскольку финский язык сам, как болото, веками хранит
древние заимствования. В русском языке слово «болото» означает «рутину,
косность». Русское слово «солнце» не имеет того значения, что узбекское «куешь»
и таджикское «офтоб». Нет «солнышка-вёдрышка», зато на Востоке непременно есть
«луна». Всё красивое, желанное называют «луноликим», «луноподобным». Как
воскликнул однажды С. С. Аверинцев: «В любом языке все лучшие слова
непереводимы!». Думается, таких «лучших» слов большинство, потому что каждое
слово приносит в сегодняшнее употребление память о вчерашнем: свои контексты и
историю» (5, С. 70).
Культурная коннотация не является
однородной по форме своего проявления в языковом знаке. Говоря о различном
статусе культурного компонента в смысловой структуре коннотативно значимых
слов, мы имеем ввиду следующие ряды лексико-семантических явлений (по
классификации Воркачёва С.Г. (4, 64)):
«Первый ряд составляют слова, в том числе, имена
собственные, коннотация которых опирается на ассоциации. При этом важно
различать ассоциации, в основе которых лежат традиционные, социально-исторически
обусловленные осмысления определённых реалий, представлений, понятий как
национально-самобытных, присущих только носителям данного языка и ассоциации
литературного происхождения. Например, черёмуха ассоциируется у русского
человека с проявлением любви юноши к девушке. Это отражается в контекстах
употребления слова черёмуха. Так, в одной из песен поётся: «Всё равно, любимая,
отцветёт черёмуха», т. е. любовь кончится. Не случайно и один из рассказов Пантелеймона
Романова называется «Без черёмухи». А, скажем, цветок незабудка в русском
восприятии связан с поэтическим образом целомудренной голубоглазой девушки.
Смотрите также национально-самобытные ассоциации в русском языке таких слов,
как берёза, берёзка, зорюшка, таких имён собственных, как Москва, Волга, Иван»
(2, С. 32).
Особо рельефно такие ассоциации
выявляются при сопоставлении национальных культур или различных
социально-исторических ареалов, в частности, на основе анализа переводов художественного
произведения на разные языки. В этом отношении большой интерес представляют
наблюдения А.А. Брагиной над переводами «Анны Карениной» Л.Н. Толстого на
некоторые западноевропейские языки. В бальном наряде Анны Карениной – анютины
глазки. «Их название созвучно имени Анна. Этот цветок широко известен в народе:
он имеет много названий: трёхцветка, полуцвет, брат-и-сестра, Иван-да-Марья.
Цветок овеян легендами и сказками. Одна из них, наиболее известная, о запретной
роковой любви брата и сестры, не знавших о родстве и поженившихся. Двуцветье
напоминает о двух несчастливо влюблённых. Однако длинный ряд разнообразных
наименований и сложившиеся в русском языке коннотации чужды другим языкам. В
немецком языке анютины глазки называют Steifmϋtterchen «маленькая мачеха». Видимо, поэтому в
некоторых переводах появляется цветок с другой символикой: einen kleinen offten
Kranz von blauen Sammetveilchen „Маленький венок синих фиалок“ или eine kleine Girlande von Vergebmeinnicht
„Маленькая гирлянда незабудок“. Во французских переводах фигурирует одно из
наименований анютиных глазок – pensee «цветок воспоминаний». В английской
речевой традиции, в разговорном употреблении цветок анютины глазки означает
«женственный мужчина». Переводчики ищут соответствия, не отягощённые ненужной
коннотацией. В переводах появляется резеда (a wreath of mignonette ‘венок, гирлянда резеды’). Она вызывает у англичан
ассоциацию с изящным французским кружевом (3, 21).
Приведём небезынтересное наблюдение над
своеобразием восприятия одинаковых или аналогичных ситуаций представителями
разных национальных культур и социально-культурных ареалов: «В своё время о
человеке, склонном проявлять излишнее старание там, где это ненужно, говорили,
что он «собирается в Тулу со своим самоваром»... Французы со свойственным им
лёгким юмором выражают эту мысль словами «зажечь факел, чтобы увидеть солнце».
Но, пожалуй, эффективнее всех говорят об этом индонезийцы: «Греби вниз по
течению, и над тобой будут смеяться крокодилы». Кстати, обратите внимание, что
на экваторе смеются крокодилы, в то время как в наших широтах это делают куры»
(2, С. 32).
Ассоциации литературного происхождения
возникают на основе конкретных литературных произведений (и отчасти
публицистических), например: недоросль, обломовщина, маниловщина и т.д.
Содержат в себе определённый культурно-коннотативный компонент и такие
пришедшие из литературы устойчивые сочетания, как золотая рыбка, дым
отечества, лишние люди, путёвка в жизнь.
Слова и словосочетания фольклорного
происхождения (добрый молодец, красна девица, три богатыря, соловей разбойник,
Иванушка-дурачок, Михаил Топтыгин, Машенька и др.), очевидно, занимают
промежуточное положение между указанными разновидностями национально-самобытных
ассоциаций, поскольку, являясь результатом поэтического творчества, они
остаются устойчивыми обозначениями художественных образов национальной народно-поэтической
традиции.
Второй ряд лексико-семантических явлений составляют слова, употребляемые в
«переносно-расширительном смысле» (2, С. 33). При таком употреблении они
утрачивают соотносительность в основных значениях со своими лексическими
эквивалентами других языков. Например «к слову гриб «Большой
академический словарь» даёт только «ботаническое» значение. Однако, говоря с
оттенком иронии, насмешки и недоброжелательства о старом человеке, сгорбленном,
слабом, небольшого роста, с морщинистым лицом, нередко прибегают к слову гриб
или к сочетанию старый гриб. Смотрите также переносно-расширительное
таких слов, как голубь, бык, устаревшее брильянтовый.
Русское гусь как негативную характеристику человека с намёком на его
плутоватость, необязательность и немецкое Ganz как характеристику глупой медлительной женщины; лапочка как нежно-ласкательное обращение к женщине, ребёнку, заяц – к ребёнку при Maus, Mäuschen ‘мышь, мышка’ в немецком языке» (Бельчиков).
К третьему ряду явлений относятся слова, коннотативный
культурный компонент смысла которых выступает в качестве
переносно-метафорического значения данной лексической единицы. Например, шляпа, наряду с прямым значением, имеет переносно-метафорическое: о вялом,
неэнергичном, ненаходчивом, простом человеке. В немецком языке эквивалент слова
шляпа в этом значении – Slappschwanz ‘вялый хвост’. Слово тряпка наряду с предметным значением выступает в разговорной речи с пререносно-метафорическим
значением (с оттенком сильной пренебрежительности): о слабом, бесхарактерном,
неактивном человеке. Эквивалентом этого значения слова тряпка во
французском языке является poule mouillee ‘мокрая курица’, в английском: milksop – буквально ‘хлеб, размокший в молоке’.
Коннотация рассмотренных выше слов
является национально-специфичной и национально-уникальной. Конечно, есть слова,
которые заключают в себе аналогичные по содержанию коннотации, наблюдающиеся у
эквивалентных слов разных языков. Это относится, скажем, к культурному
компоненту смысла слов роза, белый, левый, солнце во многих языках
европейского ареала или к словам типа донкихот, ловелас, дон Жуан, красная
шапочка.
Наиболее отчётливо и явственно культурный
компонент смысла слова проявляется при сопоставлении национальных культур, в
частности, при изучении неродного языка. Так, в межкультурной коммуникации
больше всего проблем возникает при переводе информации с одного языка на
другой. Очевидно, что абсолютно точный перевод в таких случаях невозможен из-за
разных картин мира, создаваемых разными языками. Наиболее частым случаем такого
языкового несоответствия выступает отсутствие точного эквивалента для выражения
того или иного понятия и даже отсутствие самого понятия. Но наиболее сложной в
данном случае является ситуация, когда одно и то же понятие по-разному -
избыточно или недостаточно - выражается в разных языках. Проблема заключается в
том, что значение слова не исчерпывается одним лишь лексическим понятием (денотацией
слова), а в большей степени зависит от его лексико-фразеологической
сочетаемости и культурной конотации. Абсолютно полное совпадение данных
аспектов слова практически невозможно.
Вот почему проблема культурной коннотации
смысла слова так существенна для лингвистики, теории и практики перевода, лингвокультурологии,
в контрастивно-типологических лингвистических исследованиях.
Исходя из всего вышесказанного можно
сделать вывод, что культурная коннотация – это интерпретация денотативного или
образно-мотивированного аспектов значения в системе культуры.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Бенвенист Э. Общая
лингвистика / Э. Бенвенист. - М.: «Высшая школа», 1974. – 320 с.
2. Бельчиков Ю.А. Язык:
система и функционирование / Ю.А. Бельчиков. – М.: «Высшая школа», 1988. – 198 с.
3. Брагина А.А. Эстетическая
функция предметных слов у Л.Н. Толстого / Брагина А. А. // НДВШ. Филологические
науки. - 1984. -№2. - С. 20-22
4. Воркачёв С.Г. Лингвокультурология,
языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в
языкознании / С.Г. Воркачёв // Вопросы языкознания. – 2000. - № 1. - С. 64-72.
5. Тимашёва О.В. Введение
в теорию межкультурной коммуникации: Учебное пособие / О.В. Тимашёва. – М.:
УРАО, 2004. – 191 с.
6. Бавдинев Р.Р.
Культурная коннотация и паремические единицы / Р.Р. Бавдинев. // Вестник КазНУ.
Серия филологическая. – 2005 - №8. С. 177-180.
7. Фразеология в
контексте культуры. – М.: «Языки русской культуры», 1999. – 336 с.
К содержанию номера журнала: Вестник КАСУ №2 - 2007
|
|